Сначала в общину входили мать и брат пророчицы и ее деверь Татаринов. Но кружок постепенно рос и вскоре стал весьма известен в Петербурге. В него входили такие известные люди, как Владимир Боровиковский – художник и академик, боевой генерал Евгений Головин – будущий генерал-губернатор Прибалтийского края, протоиерей санкт-петербургского Исаакиевского собора, известный проповедник Алексей Малов, Василий Попов – секретарь Библейского общества, и другие.
Посещал встречи у Татариновой и всесильный в ту пору князь Голицын.
Считается, что именно Кошелев и Голицын заразили мистицизмом Александра I. Об отношении Голицына к Татариновой говорит тот факт, что после отъезда ее матери в Лифляндию Голицын выхлопотал ей позволение остаться на жительство в Михайловском дворце, а также пенсию в размере 6000 рублей в год, что для тех времен было более чем крупной суммой.
Особую роль в общине играл музыкант кадетского корпуса Никита Федоров, который также пророчествовал во время радений. За свои чудачества он был прозван в городе Никитушкой и пользовался большой популярностью: секту часто именовали Никито-Татариновской.
Татаринова, да и все участники общины, подчеркивали, что полностью разделяют постулаты православной веры, а к учениям скопцов и хлыстов не имеют никакого отношения. Скорее всего, так и было. Просто Татаринова «привила» к православной риторике еще и радения.
Филипп Вигель писал: «Верховная жрица, некая госпожа Татаринова, посреди залы садилась в кресла, мужчины садились вдоль по стенам, женщины становились перед нею, ожидая от нее знака; когда она подавала его, женщины начинали вертеться, мужчины петь под текст, ударяя себя в колена, сперва тихо и плавно, а потом все громче и быстрее. В изнеможении, в исступлении тем и другим начинало что-то чудиться. Тогда из среды их выступали вдохновенные, иногда мужик, иногда простая девка, и начинали импровизировать нечто, ни на что не похожее. Наконец, едва передвигая ноги, все спешили к трапезе, от которой нередко вкушал сам министр духовных дел».
А вот как писал об этом священноархимандрит Фотий: «По ночам собирались у нее и днем девицы и прочие и действовали, как некое священное действо свое, обычай кружения делать, вертелись, падали потом на землю от безумия, демон же входил в них, производил глаголы, предсказания, и потому называлась секта сия пророков и пророчиц, а Татаринова главою всех. Петы были разные смешные песни, стихи, без толку сочиненные, где духовное с плотским было смешано и более имелось плотское, любодейное, нежели иное весьма смешное составление и понятие».
Слава Татариновой была столь стремительна, а ее влияние стало столь могущественно, что вскоре она была обласкана императрицей Елизаветой Алексеевной, а затем и принята самим императором, причем аудиенция затянулась на несколько часов. Александр I был настолько очарован пророчицей, что принял по ее рекомендации Никитушку, которому тут же был дан чин 14-го класса.
В письме гофмейстеру Кошелеву император признавался, что настолько впечатлен проповедями Татариновой, что его сердце «пламенеет любовию к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе госпожи Татариновой в Михайловском замке». Более того, Александр I даже стал крестным отцом дочери Татариновой, рожденной ею вне брака.
Секта Татариновой позже весьма интересовала Достоевского, и он несколько раз упоминал о ней в своих дневниках. Он писал, что считает хлыстовщину: «…древнейшей сектой всего, кажется, мира, имеющей бесспорно свой смысл и хранящей его в двух древнейших атрибутах: верчении и пророчестве. Ведь и тамплиеров судили за верчение и пророчество, и квакеры вертятся и пророчествуют, и пифия в древности вертелась и пророчествовала, и у Татариновой вертелись и пророчествовали…»
Пророчества Татариновой остались во множестве мемуаров, и стоит признать, что иногда они были весьма точны. Художник Боровиковский спросил у нее, стоит ли ему браться за масштабный заказ. Татаринова же ответила:
– Не о том думаешь, душа моя. Выгода тебе вроде как и ни к чему будет. Пора тебе, Володенька, на суд предстать.
Боровиковский обиделся, заметив, что он человек честный и к судам не имеет никакого отношения. Татаринова отшутилась, что «от тюрьмы да сумы не зарекайся, а от суда тем более». Через несколько дней Боровиковский предстал перед высшим судом: он умер.
Декабрист Рылеев также однажды присутствовал на радениях. Татаринова схватила его за руку и произнесла:
– Что же делать, как нам быть? Надо Россию кровью обмыть!
Дело было осенью 1825 года, незадолго перед коронацией нового императора и восстанием декабристов.
– Вы говорите о крови нового императора? – переспросил, уточняя, Рылеев.
– Нет, о другой крови… – задумчиво ответила Татаринова. – Может быть, и вашей…