Я вздрогнула… у меня появилось странное ощущение в затылке – словно что-то пульсировало там. Черный кот, которого я приняла за каменное изваяние, встал, потянулся, изогнув спину дугой. Постояв в такой позе долгую минуту, он мягко спрыгнул на пол и подошел к тахте.
– Это Маркус, – Элла нежно погладила кота, – в прежней жизни он был жрецом бога Жалэ. Погладьте его, – разрешила она.
Озадаченная словами хозяйки, я осторожно положила руку на загривок кота. Маркус повернул голову и внимательно посмотрел на меня круглыми ярко-желтыми глазами. Не заметив ничего, что могло бы внушить ему опасения, он вспрыгнул на тахту, слегка потоптался лапами, а потом стал тереться головой о мои колени. При этом он сипло мурлыкал.
– Не скучайте, – сказала хозяйка и бесшумно скользнула в сторону выхода.
Я осталась с Маркусом.
«Удивительно, – думала я, – человек зачем-то выдумывает себе игры и постепенно начинает в них верить. Весь этот антураж, зародыш в колбе, маски… Б-р-р! А, кстати,
Я поднялась с тахты и подошла к маскам. При ближайшем рассмотрении оказалось, что маски были подвешены к потолку на толстой прозрачной леске. Я рассматривала жуткие белые выпученные глаза с темными зрачками, красные, разверстые в людоедском оскале рты… и почувствовала вдруг, как начало гореть лицо, заломило в висках, и появилось ощущение легкости и пустоты в желудке… Комната, все убыстряя движение, понеслась по кругу… огни свечей слились в одну длинную сверкающую полосу… Зародыш не то рыбы, не то человека подмигнул мне…
Снова осознав себя, я поняла, что лежу на тахте. Голова моя покоилась на высоко взбитой подушке, ворот блузки был расстегнут.
Элла легонько хлопала меня ладонью по щеке, приговаривая:
– Да что же это, дружочек! Ну-ка, приходите в себя! – Затем прибавила тоном дружеской укоризны: –
– У вас очень жарко, – пробормотала я, с удивлением отмечая, что язык повинуется мне с трудом, а любое движение, даже движение век, вызывает новый приступ тошноты.
– Лежите, лежите, – остановила меня Элла. – Горячий крепкий и сладкий кофе – вот, что вам сейчас нужно.
Мы пили кофе – я, полулежа, боясь сделать лишнее движение, и Элла – сидя на пуфике рядом с тахтой. На стеклянном столике на колесах стояли вазочки с печеньем. Кофе был, как она и пообещала, очень крепкий и сладкий. Я, к своему облегчению, почувствовала, что мне стало лучше.
– Маски у вас… необычные, я их рассматривала и вдруг… почувствовала себя плохо…
– Вы их рассматривали? Подошли близко? – переспросила Элла со странной интонацией. Торжествующие нотки слышались в ее голосе. – Вам не следовало этого делать!
– Почему?
– Чужие не должны подходить к ним близко!
– Почему?
–
– Жалэ?
–
– Кто такой Жалэ?
–
– А откуда они у вас?
– О, это замечательная история, абсолютно фантастическая. Я вам обязательно ее расскажу. Но прежде хочу сказать вам кое-что другое.
Она смотрела на меня в упор, и я вдруг удивительно отчетливо обостренным, каким-то новым зрением увидела, словно в кривом зеркале, увеличенное лицо Эллы. Увидела до мельчайших деталей все неровности и шероховатости этого лица. Увидела морщинки, веером расходящиеся от уголков глаз, длинные глубокие бороздки на лбу, склеротические лопнувшие сосуды на скулах, неприятно-желтые, проколотые мочки ушей и седые неопрятные корни волос.
– Вы пришли ко мне поговорить о Лидочке покойной, не правда ли? – Не дожидаясь ответа, она продолжала, приложив руки к груди: – Поймите меня правильно, я не верю в случайности. То, что случилось с Лидочкой, не случайность. Не случайность. Это возмездие! – Она погрозила кому-то пальцем. – Возмездие!
Погодите, не перебивайте! Я знала еще год назад о том, что нас ожидает. Еще год назад дух
Лида смеялась и не верила. Поверьте мне, она была великой грешницей! Между нами, о мертвых не говорят плохо, но… Я ведь все видела и все понимала. Петр считает меня сумасшедшей, так ему легче, но это притворство. Он знает, что я права, и боится. Люди не любят правды – пророков всегда забрасывают камнями.
Я не могла отвести взгляда от шевелящихся губ Эллы, от крохотных белых комочков слюны в уголках ее рта. Больше всего на свете мне хотелось убраться отсюда и оказаться как можно дальше от Эллы с ее больными речами.
«Она ненормальная, – подумала я с опаской. – Конечно, ненормальная. Что за чушь, какой культ? Какой бог?»