Два рейда

— А судьбу Европы все-таки придется решать нам^:— советским людям.

Оттолкнулся правой ногой от земли, молодецки взлетел в седло, дал шпоры, Конь с места взял галопом и унес всадника вслед ушедшей колонне.

Федор, взволнованный встречей с братом, стоял среди улицы в окружении товарищей, смотрел вслед удаляющемуся Петру, махал рукой на прощанье и выкрикивал: «Будь здоров, Петя! До скорой встречи!» Он даже не подозревал, что следующая встреча состоится лишь после войны в родном доме.

Товарищи поздравляли Федора, оживленно делились впечатлениями.

— Просто не верится, — не мог успокоиться Федор. — Не гадал и не чаял и вот на тебе — встреча!

— Везучий ты, Федя, — позавидовал Лучинский. — Может, и мой брат Серега тоже где-то рядом…

Через несколько дней я встретил Звягина. Он был задумчивый, невеселый, шел не замечая меня.

— О чем задумался, детина? Почему начальство не приветствуешь? — нарочито строгим голосом спросил я Федора.

— Виноват, товарищ начштаба… Размечтался.

— Какие заботы одолевают счастливца?

Звягин помялся немного, потом быстро заговорил:

— Все о брате думаю. Встреча разбередила душу, заставила рейдом пройти по всей жизни. Вспомнил наше детство, а оно не очень легкое. Сколько хорошего стороной прошло. Мне скоро тридцать пять…

— Неужели! — удивился я. — На вид тебе не больше двадцати пяти.

— Ничего не поделаешь, такая уж у нас природа моложавая, — улыбнулся Звягин.

Федор Васильевич не впервые «проходит рейдом по своей жизни». Чаще молча, наедине с собой, а когда возникает потребность выговориться, вслух возле костра. Помню, как в Собычине в канун нового 1944 года Звягин рассказывал о своем житье-бытье.

— Мне бы скакать верхом на лошади, рядом с Сашей Усачем. Я ведь сын пастуха, — начал тогда рассказ Звягин. — Земли-то у нас было всего две десятины, а семья одиннадцать душ. Урожаи на архангельской земле — сами знаете какие. Не сладко жилось. Приходилось прирабатывать на стороне. Отец нанялся пастухом к заводчику, доглядал за табунами. Я пошел к нему помощником и с шести лет научился ездить верхом. Два моих брата умерли. Осталось нас четыре брата и три сестры. На двух десятинах не прокормиться. Подрастали и уходили на заработки. Я с десяти лет пахал. От горшка два вершка, из-за сохи не видно, а пахал. Жал серпом недозрелый ячмень…

Из рассказа Звягина я узнал, что в 1917 году он пошел в школу. Здесь впервые от учителя услышал о большевиках, о Ленине. До них дошла весть — свергли царя. Свергнуть-то свергли, а положение мало изменилось. Затем заговорили о новой революции, о большевиках. Наступила пора митингов. Имя Ленина не сходило с уст. Оно повторялось на разные лады. Одни — это трудовой люд — с именем Ленина связывали надежды на лучшее будущее. Другие — богатеи — наоборот…

Была провозглашена Советская власть. Земля — крестьянам. Заводы, фабрики — рабочим. Мир — народам. Долой войну! Но, как бы в насмешку, именно теперь война докатилась и до Архангельска. Здесь собрались отряды белогвардейцев. Нагрянули заморские интервенты. Кого только не было! И американцы, и французы, и англичане… И все вкупе с белогвардейцами, против большевиков, против трудового народа.

Школы закрылись. Наступило раздолье для десятилетнего Феди и его дружков. Ни один митинг, ни одна демонстрация не проходили без их участия… Они были свидетелями расправы над сторонниками Советской власти, которых вывели на мхи и расстреляли.

После разгрома белогвардейцев и изгнания интервентов начала налаживаться жизнь. Звягин плавал на речных колесниках, рыбачил на Мурмане, плотничал. Затем обучился шоферскому делу и до начала войны работал шофером на Исакогорском лесокомбинате.

В первый же день войны Федора, вместе с двумя братьями, мобилизовали. Четвертый — младший Петр — был в военном училище в Прибалтике.

Федора Васильевича направили в авиационную часть. Обслуживал аэродромы, обеспечивал связь, подбирал летчиков, выпрыгнувших из горящих самолетов. Летчики, что разведчики: на задание улетают группами, а возвращаются не все. Звягину казалось, что все при деле, лишь он один не воюет, круглые сутки гоняет машину. Это угнетало. В пору хоть в пехоту убегай.

В опасностях и тревогах проходили дни, недели, месяцы. Однажды Звягин повез связистов исправлять линию к аэродрому. Попали под бомбежку. Когда самолеты улетели, Федор кинулся разыскивать связистов. Не нашел. Решил один пробираться к аэродрому. Навстречу попадались машины. Шоферы советовали вернуться, пугали прорвавшимися немцами.

— У страха глаза велики, — отвечал им Звягин. — Где это ты увидели фрицев. Нет, пока не найду своих — назад не вернусь, — стоял на своем Федор и газовал на запад.

Проезжал деревню за деревней, но летчиков не находил. Въехал в одно село и напоролся на танк с крестами. Направил машину на танк, а сам вывалился из кабины и в коноплю. Фашисты окружили и схватили. Началось самое тяжелое: кошары, этапы, пересыльные лагеря, сон под открытым небом, колючая проволока.