Два рецепта от одиночества для мужчин

Как странно! Ведь эта песенка – ее любимый аргумент в спорах с беззаботными:

«Но так уж человек устроен:

Он и в покое неспокоен.

Где нет печалей и забот

Он сам себе беду найдет»

Как только пациентка вышла, Лея порылась в ящике стола, нашла записку с телефоном, набрала номер.

– Геннадий, здравствуйте, доктор Рутенберг вас беспокоит. Нет жалоб, я знаю. Дело в том… мне хочется представить … познакомить вас с одной прекрасной дамой. Ее психологический портрет вам исключительно подходит. Я понятно объясняю? – Лея села на «любимого конька». Голос стал уверенным и властным, голос психотерапевта. – Диктую телефон. Вы будете чудесной парой. Не сомневайтесь и не откладывайте! Звоните ей сегодня. Тамара – вдова. Щадите ее чувства. У вдов особенное восприятие: они не помнят плохих страниц.

Немым укором в дверях маячил Лева.

– Все, все, иду! Помоги закрыть окно. Где моя сумка? Ты не видел мою сумку?

– Не суетись! Окна, двери. Как баба Роза с Молдаванки! «Или ты выключила свет?»

– Можно подумать! Молодой ариец! Бабы Розы он стыдится.

– Ой! Хоть раз ты можешь промолчать? Язва желудка! Возьми платок и думай о Всевышнем. Сегодня Сашеньке исполнилось бы… да, пятьдесят четыре, он на год младше. В нашей памяти… я сейчас заметил, как вы похожи: нос, губы. У Саши такие же глаза, но добрые. А у тебя, как льдинки – не греют, – и добавил равнодушно – извинительно,– прости, я не то сказал.

Вышли, наконец, из кабинета. Лева, втянув живот, протиснулся к рулю блестящей «Хонды», завистливо уселась Лея. Путь был неблизкий. Как раз для назидательной беседы:

–Леечка, кому ты звонила, пока я бегал за косынкой? Завелся все-таки поклонник? Нехорошо одной. Ты молодая, красивая. Жизнь пройдет, не успеешь оглянуться.

– Не-ет, не надейся! Такими «нежными» беседами старых дев третируют в семье, доводят до истерик. У меня есть сын, невестка. Хорошо живем … пока.

Ну, хочешь, дерево посадим? Я выполню свое предназначение?

– Причем тут сын? Какое дерево? Ты не понимаешь, тысячу раз, пардон, простых вещей. Нет средней жизни. Есть женская и есть мужская. Мужчины играют в свои мужские игры. Женщины должны играть в свои. Но это мудрость и великое искусство – быть настоящей женщиной. Таких – на пальцах перечесть. Остальные изображают средний пол и удивляются, что тяжело живут. Конечно, тяжело! Чему тут удивляться? Все роли расписаны давно,– пел самозабвенно Лева.

– Кем расписаны?!

Лев на секунду оторвался от дороги, взглянул на Лею. Яростные серые глаза этой женщины, полные …конечно, не презрения и ненависти. Ненавидеть преданного друга… Но этот взгляд! Захотелось остановить машину, проверить, не спрятан ли под шелковым жакетом хрупкой дамы лук со стрелами, и уйти от греха подальше.

– Ты – феминистка? Когда успела? Была нормальной,– Лева выпучил глаза, нижняя челюсть – как у Габсбургов.– Была нормальной. Собственно, ты и сейчас нормальная, если не считать, что феминистки не выходят замуж. Жаль, как жаль! Не видать тебе семьи, как своих ушей. Вовку родить успела, слава Богу. Я дал Сашеньке слово, мы говорили перед самой его смертью, что не оставлю тебя одну, выдам замуж, он знал, что этим кончится, предвидел. Я обещал. Ужасный день!

– Левочка! – Лея примерила доброжелательную маску с улыбкой посередине, закурила, – успокойся, ради Бога! Смотри, поехал на красный свет! Я выйду замуж, рожу детей. Все будет хорошо. Реагируешь, как будто я смертельно заболела. Что тебе вообще известно о феминистках?

– Феминистки, суфражистки. Бабы. Бес их знает! Читал когда-то и забыл. Бороться они хотят, равенства и блядства. Леечка, зря обижаешься. Наши роли, в самом деле, расписаны давно. История – великий режиссер. У женщин были такие роли! Боже мой! Они не справились, элементарно провалились и просятся теперь на повышение. Хотим командовать, хотим играть в футбол. Играйте! Кто мешает? Ты заметила, в кино, если женщина переодета в мужика, она сражается, скачет во весь опор, со смаком изображает парня? А мужчина, одетый в женщину, в парике, с подставными грудями – всегда дешевый фарс для насмешения почтенной публики. Почему? То-то!

Спорить не хотелось. Не было сил. В греческих трагедиях, в японском театре мальчики играли женщин, страдали…

Замолчали до кладбища. Было уже близко. Шоссе, обсаженное елями, припорошенными толстым слоем пыли, неожиданно закончилось. Машину затрясло на заскорузлых, пересохших на жаре ухабах. Так же неожиданно открылась площадь, пустая, раскаленная от солнца. В жидкой тени расслабленно, как оплывшие восковые свечки, сидели несколько старушек. Лея накинула косынку, подошла купить цветы, погружаясь в скорбь и тишину. Но у входа, у ворот в печальный мир тарахтел очередями о бойный молоток. Ремонт. На кладбище ремонт. Тоже нужно.

– Скажи, чтобы перестали! Пусть работают, когда закрыто и нет людей! – возмущенная Лея зажала уши и пошла под жгучим солнцем к дальнему участку. Было пусто, жарко. Народ запаздывал. Пунктуальный Лева, старший экономист, должен довести дело до конца, выяснить, почему любимая младшая подружка не выходит замуж.