Два с половиной человека

Женщина выдыхает и покорно убирает руки от высокой ручки коляски. И идёт рядом со Власовой. А я кидаюсь к коляске.

Снимаю дождевик, отстёгиваю защитный чехол, раскрываю розовое одеяльце и достаю конверт с ребёнком.

Откидываю уголок, и у меня темнеет в глазах.

Чёртова кукла! Пупс! Это не моя дочь! Это не Соня!

Размашистыми шагами иду к дому, зашвыривая дурацкую насмешку в первые попавшиеся кусты. Сюрприз! В результате спецоперации задержаны двое – супруги Пелевины. Ни долбанного психа, ни младенца в особняке нет!

Я самолично прочёсываю каждое помещение, но никаких следов или ответов не нахожу. От злости руки так и чешутся втащить кому-нибудь, но отвлекает капитан Приходько.

– Ярослав Сергеевич, тут из СИЗО беспокоят, Пелевиных приняли, документы на Туманову получили, её сразу отпускать или подержать до завтра?

– Ты идиот?! – несдержанно кричу я. – Что значит, подержать?!

– Понял, – пятится он задом к двери. – Передам, значит, чтобы выпускали.

Геля бросает на меня быстрый взгляд и осторожно спрашивает:

– Власов, а ты не должен встретиться с гражданкой Тумановой, прояснить ситуацию..? – и шепчет: – Ярик, ну куда твоя Рита сейчас подастся? Езжай, поддержи её, успокой, домой отвези, а я тут закончу с обыском и поеду в комитет с ребятами. Как сможешь, приезжай.

– Чёрт, да, ты права, – поджимаю я губы. И какого лешего сам не догадался? – Я сам не свой, Ангелин. До сих пор не верится, что мы упустили Соню.

– Езжай, Ярик, – сочувственно говорит Власова. – Ты сейчас там нужнее. Я ничего не упущу, ты же знаешь.

Знаю. Именно поэтому покидаю особняк, запрыгиваю в тачку и еду до СИЗО. А там самолично передаю распоряжение об освобождение Риты из-под стражи и дожидаюсь её у главного входа.

Выйдя на всё ещё прохладный весенний воздух, Маргарита жмурится, поёживаясь и обхватывая себя руками. Такая маленькая, боже! Без своего живота она совсем ещё девчонка. Ещё и исхудала за долгое время своего заточения.

Отрываюсь от капота и делаю шаг навстречу. Девушка наконец замечает меня и неуверенно идёт в мою сторону.

Глаза мечутся от моего лица к автомобилю и обратно в поисках ответа на вопрос, для которого у меня пока нет ответа. Точнее, есть. Да не тот, что она так отчаянно хочет услышать.

– Соня… Она с тобой? – спрашивает дрожащим голосом. Отрицательно качаю головой. – Нет? Она дома? Да? Скажи, она дома?

Рита срывается на плач, тихо оседая на асфальт. Меня разрывает на части от этой боли – от её боли. От боли матери моего ребёнка, которого я снова упустил.

– Пожалуйста, Ярослав! Ну чего ты молчишь? – я опускаюсь на колени рядом с ней, и Рита лупит меня по лицу своими ладонями. – Скажи, что всё хорошо. Скажи, что она дома… пожалуйста! – тоненько завывает она, ударяя по моим плечам. Я терплю боль физическую, тупо ноющую в груди от натяжения едва затянувшихся тканей. Рите необходимо выплеснуть свою боль. Душевную. Я прекрасно понимаю её чувства. – С твоей тёткой или твоей бывшей… с Мариной Семёновной… Я хочу, чтобы Соня была дома! Ну ты же её папа, Ярослав!

Рита безвольно опускает руки, рыдая глухо, отчаянно. От этих скорбных звуков я умираю внутри.

Притягиваю её к своей груди, сжимая в своих объятиях, и мы сидим так бесконечно долгое время. Прямо посреди парковки. Мимо проходят люди, сменяются автомобили, но я продолжаю держать её так крепко, как только могу, пока она не затихает.

Наплевав на предписания врача, поднимаю её на руки и укладываю на заднее сиденье. И везу домой.

Проделываю путь до спальни с ней на руках, кутаю в одеяло, не отпуская ни на мгновение. Страх, который я испытываю за неё, осязаем. Мне кажется, стоит только разомкнуть руки, как она исчезнет, испарится, не справившись со своей болью.

– Скажи, ты хороший полицейский? – неожиданно спрашивает Рита охрипшим голосом.

Я не уверен, что именно она хочет от меня услышать, поэтому не тороплюсь отвечать.

– Разве может хороший полицейский не найти собственную дочь? – с обидой спрашивает она, ударяя по моим чувствам. Я понимаю, что в ней говорит горе, не более того, но всё равно достаточно остро реагирую на её слова. – Все вы одинаковые! Ничего святого в вас нет, только о своей шкуре заботитесь! Не зря папа всегда говорил…

– Ах, папа?! – раздосадованно бросаю в ответ, отпуская её и поднимаясь с кровати. – Да что бы ты знала, дорогая, твой папа принимал активное участие в этой заварушке! Если моя дочь и пострадает, то только по воле твоего долбанутого семейства!

Не дожидаясь продолжения и не давая себе ни единого шанса ударить её побольнее, убираюсь из спальни, громко хлопнув дверью. А заслышав торопливые шаги на лестнице, для верности вообще покидаю дом. Я уже трогаюсь с места, когда Ритка выбегает на высокое крыльцо.

Ударяю по рулю, глядя в зеркало, как она сжимает рот ладонью, сдерживая рвущиеся рыдания. Мы всё решим потом. Обязательно.

А сейчас она права. Хороший полицейский обязан вернуть свою дочь.

28. Ярослав