Два сфинкса

Допрошенный в свою очередь карлик подтвердил это показание и добавил, что женщина эта была молодая девушка, жившая в доме, но происхождение которой никто не знал и о которой запрещено было говорить.

Эта девушка сказала ему, что по приказанию господина она отправляется во дворец царевича Пуармы и приказала ему сопровождать себя; но, прибыв во дворец, она отослала его домой вместе с носилками, объявив, что вернется одна.

Он, Бизу, признался, что позамешкался немного, залюбовавшись на волшебную иллюминацию; вернувшись домой, лег спать и, с этого вечера, не видел более ни господина, ни Эриксо.

Старая негритянка не знала решительно ничего. Зато многочисленные гости царевича вспомнили при этом прекрасную незнакомку, которую видели во дворце, и не переставали с энтузиазмом описывать ее красоту.

Непонятное исчезновение скульптора Рамери довершило общественное волнение. Молодого человека любили и знали в Мемфисе, и неизвестность, скрывавшая его конец, возбуждала искренние и горячие сожаления.

В течение нескольких недель столица только и говорила, что об этом; но ни одного нового факта, могущего пролить свет на это таинственное дело не являлось, никто из исчезнувших не показывался, и возбуждение общественного мнения стало мало-помалу остывать. Только одно лицо не могло забыть действующих лиц таинственной драмы, – это была царевна Нуита. Когда она узнала, что вместе с Рамери исчезла также красавица Эриксо, та загадочная девушка, которой покровительствовал Аменхотеп, ревность прокралась в ее сердце. Кто знает, может быть, скульптор любил эту прекрасную незнакомку и притворялся только, что влюблен в нее, Нуиту, чтобы облегчить себе свидание с Эриксо во дворце Пуармы! Подозрение шептало ей, что великий план, подробности которого так тщательно скрывались от нее, без сомнения, был лишь вымыслом и откладывался, якобы, до ее свадьбы, потому что тогда она будет навеки связана и не в состоянии мешать счастью влюбленных.

Но часы такого недоверия и ревнивой злобы были кратковременны. Когда она припоминала свое последнее свидание с Рамери, глубокую, звучавшую в его голосе и горевшую в глазах истинную любовь, все ее подозрения рассеивались и вера в любимого человека вновь воскресала в ее душе. Да, если бы он хотел от нее отделаться, ему стоило бы только молчать и не касаться разделившей их кастовой перегородки.

Вся эта внутренняя борьба истерзала Нуиту, делая ее совершенно равнодушной ко всему и даже к мужу, который обожал ее и был в отчаянии от ее болезненного вида и мрачной грусти. Нуита сознавала свою неблагодарность по отношению к мужу, всегда нежному и снисходительному; она старалась сообразоваться с его желанием и с благодарностью принимала выражение его любви и великолепные подарки, которыми он осыпал ее. Но в ее унылом взгляде не вспыхивал никогда огонь любви или беззаботной веселости; душа ее была больна, и всеми фибрами своего существа она была привязана к Рамери.

Нуиту как-то инстинктивно влекло к пирамиде, где покоился любимый человек. Часто, по целым часам, мечтала она и молилась там, смотря на сфинкса с лицом Рамери. Когда она знала, что никто за ней не наблюдает, она влезала на пьедестал и, обвив руками шею колосса, прижималась своими нежными устами к гранитным губам.

Серьезно обеспокоенный состоянием своей жены, царевич советовался с врачами храма; после зрелого размышления, последние объявили, что в самый день бракосочетания на молодую женщину были наведены чары, с целью смутить и омрачить ее супружескую жизнь. Но ни курения, ни священные амулеты, ни жертвоприношения не могли рассеять ее апатичного состояния; молодая женщина видимо угасала.

Прошло около полутора лет со времени исчезновения Аменхотепа, никто уже больше не думал о нем; тем не менее, внушенного им сверхъестественного страха было еще достаточно для охраны его дома. Все боялись прикоснуться к собственности великого чародея, – а вдруг он явится невзначай и тогда жестоко отомстит за разграбление своего имущества.

Бизу и старая Снефру продолжали жить в доме, – все остальные слуги разбежались. Но карлик и негритянка блюли порядок и чистоту в комнатах и поддерживали фруктовый сад и огород, а золотые кольца, оставленные Эриксо, обеспечивали им полное довольство.

Но Бизу не был счастлив; он чувствовал, что одинок в большом и пустом доме. Иногда его терзали угрызения совести, что он оставил в подземелье своего господина, или овладевало непреодолимое желание видеть Эриксо. Тогда он пробирался во дворец Пуармы и сторожил случай пробраться в сад и попасть в пирамиду. Присев у подножия сфинкса, где была скрыта обожаемая им женщина, он мечтал по целым дням; но открыть тайник не осмеливался, боясь быть пойманным на месте преступления. Сколько раз, забившись в темную нишу, видел он Нуиту, приходившую в пирамиду помолиться и поплакать. Иногда ему приходила в голову мысль открыть царевне тайну о ее возлюбленном и помочь разбудить его; что ему до счастья Нуиты и Рамери, лишь бы Эриксо не принадлежала никому!