Проговорив это словно нехотя, через силу, Артур поправил воротник камзола и направился обратно в зал.
Я глубоко, насколько позволял корсет, вдохнула студеный воздух — будто глотнула ледяного вина — и пошла вслед за Артуром.
На этот раз я смогла рассмотреть зал подробнее и увидела, что он весь увит гирляндами белых цветов. Кажется, орхидей. Вот почему здесь так трудно дышать. Цветы дурманили и опьяняли.
Все, видно, только и ожидали нашего появления, потому что с нашим приходом музыка оборвалась, а гости расступились, освобождая центр зала.
Старейшина улыбнулся мне и поманил рукой.
Я вновь подошла к нему под взглядами всех собравшихся гостей.
— Дети мои, — заговорил вельможа, и готова поклясться, что его негромкий голос был слышен даже в самом отдаленном уголке огромного зала, — дети мои, сегодня я принес вам радостное известие. Наша семья стала немного больше. Эта юная отроковица, несмотря на свои года, пережила уже очень многое и проявила себя столь достойно, как если бы была умудрена летами и сединами. Она уже стала мне как любимая дочь, и я уповаю, что и впредь дороги наши не разойдутся. Пойдешь ли ты за мной, дитя мое?
Он ласково смотрел на меня, и сердце замирало от счастья. Отец позвал меня! Служить ему — огромное счастье! Может ли быть что‑либо прекраснее созданного им Дома! Я с гордостью оглядела замерших в ожидании вампиров. У меня опять появилась семья — те, кто дороги и нужны мне. Я люблю и понимаю их больше тех, с кем бок о бок жила раньше, я осознаю их высокую миссию — плотиной на побережье тьмы стоять на защите людей, охраняя их от древней ярости диких! Быть с ними — вот высшая для меня честь!
— Да, Отец! — ответила я, и слова мои потонули в восторженном гуле.
Как же прекрасно!
Я взглянула на Артура, думая, что он радуется за меня, однако он уставился в пол.
Начался полонез — традиционный танец, открывающий балы в екатерининское время. Сам Отец подал мне руку. Я, вспыхнув от смущения и гордости, вложила в нее свои пальцы. Мы встали в пару и, вместе с остальными гостями, двинулись по залу. Этот размеренный, чинный танец скорее напоминал праздничное шествие. Жюли объясняла, что его основной задачей являлось приветствовать хозяев, посмотреть на других гостей и продемонстрировать собственную стать, однако я была так ошеломлена и счастлива, что почти не обращала внимания на окружающее.
Все промелькнуло в одно мгновение. И вот уже Отец заботливо передает мою руку Артуру.
— Танцуйте, дети мои, вы еще так молоды!.. — говорит он, улыбаясь.
Артур изящно кланяется ему, а я приседаю в глубоком реверансе.
— Теперь мы всегда будем вместе. Неужели ты не рад за меня? — спросила я Артура, когда мы оказались среди других танцующих пар.
— Да, конечно, — ответил он.
Он что, и впрямь решил испортить удивительный вечер? Я поймала на себе полный тревоги взгляд Артура и чуть не расхохоталась. Ну конечно же! Он просто волнуется за меня. Он еще не знает, что все будет хорошо, просто расчудесно!
— Я так рада, что встретила тебя, — прошептала я.
Артур взглянул на меня и молча поднес к губам мою руку. Я чувствовала, как он любит меня. Эта любовь наполняла меня до краев, защищала, ласкала…
А потом начался новый танец, и я целиком сосредоточилась на том, чтобы не допустить какой‑нибудь нелепой ошибки. Честно говоря, за несколько полученных уроков я едва‑едва успела запомнить некоторые фигуры, поэтому не получила большого удовольствия от парадных танцев и с облегчением вздохнула, когда, наконец, заиграл знакомый вальс.
Мы с Артуром кружили по залу, и я представляла себя легкокрылой бабочкой, вот‑вот готовой взлететь к самому небу. Как же отличался этот бал от того, школьного! Как же изменилась моя жизнь с тех пор! Артур уверенно вел меня. Стены, старинные портреты — все проносилось мимо. Сердце пело и рвалось из груди. Как же хорошо!
Вальс закончился внезапно, и мы остановились, все еще не в силах перестать смотреть в глаза друг другу. Просто застыли посреди зала, как пара статуй.
Наконец Артур выпустил мою руку. Я прочла в его глазах сожаление. На мгновение я почувствовала боль: как мы вообще могли жить вдали друг от друга, не зная друг о друге?… Тем временем взгляд Артура скользнул куда‑то за мою спину.
— Рад тебя видеть, Лиз. Ты сегодня великолепна, — сказал он.
И только тут я заметила Лиз. На ней было пышное платье темно‑бордового, почти черного цвета, все усыпанное черными бархатными цветами и сверкающими стразами… Или это были бриллианты? Никогда не разбиралась в камнях. Волосы, уложенные в высокую прическу, тоже украшали цветы и стразы, а в ушах покачивались рубины, напомнившие набухшие капли крови. Мне показалось, что они вот‑вот сорвутся и упадут на открытые белые плечи. Лиз была действительно хороша. То, что на другой смотрелось бы вульгарно и, без сомнения, сгубило бы меня, выглядело на ней уместно и естественно. Так же как ярко накрашенные губы и черные мушки — одна в уголке рта, другая — на плече.