Участвовал в Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова, заслужил достаточно похвалу полководца. После приватного внушения в герои не рвался, другими руководить не пытался, трусом не был, все трудности переносил. Как показала потом жизнь, военачальник из него получился никакой, после 1808 г. реальную войну вообще разлюбил (и знаете, почему – она портила его любимые живые игрушки, в частности, уланов его полка, попались они под раздачу Наполеона под Аустерлицем), но всем остальным занятиям великий князь по-прежнему предпочитал военную стезю (административную). Особенно маневры. Беспощадная муштра беспрекословных подчиненных – было его любимое занятие с детства.
Перспектива императорства его пугала (был уверен, что его ждет судьба отца: «меня задушат»). И внешностью, и нравом он был похож на Павла много больше остальных. Тот, в свою очередь, ему явно благоволил и в 1799 г. (в обход собственного «Положения об императорской фамилии») пожаловал ему титул цесаревича20
, хотя и был страшным педантом.А вот Александра после занятия трона его отец сразу стал активно недолюбливать, даже за легчайшую фронду подозревал в участии в заговорах против него, причем вместе с Марией Федоровной. И, как мы знаем, небеспочвенно. Прямодушие и открытость Константина, его открытость и порывистость были Павлу гораздо ближе и понятнее, чем уточненное лицедейство Александра. Фактически он уравнял их в правах, чем бы все это кончилось, предсказать трудно. Мог и обоих отстранить от власти вместе с матерью, но судьба (с помощью заговорщиков) решила иначе. В эту ночь Константин крепко спал, ни о чем не догадываясь (а утром, поняв, что произошло, и встретив заговорщиков в одном из залов дворца, навел на них лорнет и как бы про себя, но громко сказал: «Я всех их повесил бы». Но его брат этого не сделал. А Константин, когда окончательно все осознал, даже почувствовал облегчение и радость. Он сам очень боялся отца в последние дни его правления. Более того, радость освобождения от отцовского гнета привела к состоянию эйфории, тем более на фоне ощущения той вины, которую испытывал Александр. Оба понимали это, Александр совершенно не хотел получить от брата намеки на то, кто из них имеет отношение к отцеубийству и поэтому потворствовал брату во всем. А тот этим пользовался и в Мраморном дворце иногда творилось невообразимое. Но несмотря на это Константин так и продвигался по военной линии. С июня 1801 г. – глава воинской комиссии по реорганизации военных сил. С марта 1804 г. – председатель совета по созданию военных училищ и преобразованию кадетских корпусов. Создатель и шеф Уланского «Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого князя Константина Павловича полка» (зима 1803 г.). Принимал участие почти во всех основных сражениях того времени: в битве под Аустерлицем командовал гвардейским резервом, лично участвовал в сражении, прикрывая гвардейскими частями отход правого крыла союзных армий. В мае 1807 г. – участник сражения при Гейльсберге. В 1807 г. сопровождал Александра I в Тильзит. Выступал последовательным сторонником прекращения войны, по его мнению, непосильной ноши для России и армии, и заключения возможно более долгого мира с Наполеоном. Принимал активное участие (пожалуй, даже слишком активное, выступая против Барклая де Толли) в Отечественной войне и заграничном походе. Не будем разбирать его жизнь после этого, тем более, что там особо хвалиться нечем, особенно его действиями на посту Главнокомандующего польской армии.
К 1815 г. цесаревич довел ее численность почти до штатного состава в 35 тысяч. Эта армия была укомплектована исключительно поляками и имела оклады жалованья, превосходящие их русский аналог. Польские войска сохранили бывшее y них при Наполеоне обмундирование с незначительными изменениями, чуть применив его к русским образцам. Кто-нибудь может объяснить, зачем это ему было надо?
На самом деле, этот вопрос надо сначала переадресовать Александру. Он дал на это разрешение по просьбе депутации польских генералов. Но дать разрешение и назначить его исполнителя – это одно. А вот Константину рьяно броситься его выполнять, более того, с маниакальным упорством, не подумав о последствиях, это совсем иное. Но этого показалось мало и, закончив в 1817 г. реорганизацию Польской армии, он занялся созданием Литовского отдельного корпуса, формировавшегося переводом в него из Русской Императорской армии уроженцев Литвы и западных губерний. Могу повторить тот же вопрос – зачем?21
В итоге Константин польскую армию создал, а привязать к себе не смог, напротив – восстановил против своей особы и ее, и депутатов сейма, и вообще почти все население Царства Польского. Неоднократно заявлял, что любит поляков, но так и не понял, что те терпеть его не могут в основном за деспотизм и грубость.
И когда он, сохранив пост главнокомандующего, стал еще и наместником Царства Польского после смерти Зайончека (в 1826 г.), это, мягко говоря, очень не понравилось и военным, и гражданским. Почему?