Два шпиона в Каракасе

А вот Чавес с некоторых пор перестал интересоваться Моникой Паркер и был уверен, что большинство людей тоже забыли про нее. Как и про телеканал, который только что прекратил свое существование. Если о нем кто и вспомнит, то таких людей будет мало, и президента их мнение почти не волнует. Возможно, канал и войдет в историю, но на его месте откроется государственный, который станет пропагандировать идеалы революции – и точка. А тех, кто выходит протестовать на улицы, пусть разгоняют силовики с помощью слезоточивых газов. В конце концов, есть еще и дубинки. И точка. А на случай, если и этого окажется недостаточно, имеются пули. Точка.

В тот момент Уго не мог тратить свое время, хоть как-то реагируя на возмущение возмущенных или на студенческие волнения. Перед ним стояла чрезвычайно важная задача – внести изменения сразу в шестьдесят девять статей Конституции страны. Для этого он призвал народ снова принять участие в референдуме. Уго мечтал приступить к преобразованию Венесуэлы в социалистическую республику, а также увеличить президентский срок с шести до семи лет и сделать так, чтобы было позволено переизбирать главу государства неограниченное количество раз… И мечтал много о чем еще. – У меня нет никакого желания вечно оставаться при власти, – заявил он в одном из своих первых интервью в качестве государственного деятеля после выхода из тюрьмы “Ла Куэва”.

Кажется, и по этому вопросу он тоже изменил свое мнение.

Призыв опять принять участие в голосовании, ставший для граждан страны настолько же привычным, как и празднование Рождества, тем не менее опять взбудоражил венесуэльцев. Нет ничего удобнее голосования, чтобы разделить общество или сделать более очевидным – или более глубоким – уже и без того существовавший раскол. Правда, никаких неожиданностей тоже не случилось: общество разделилось на тех, кто собирался участвовать в кампании за одобрение предложений Чавеса, и тех, кто намеревался сказать им “нет” и вел соответствующую агитацию. А Чавес со свойственной ему изворотливостью старался накалить страсти в кругах своих сторонников и демонизировать противников, с которыми обращался не как с политическими оппонентами, а как со смертельными врагами, не имеющими вообще никакого права на существование.

– Разделяй – и ты победишь, – повторял ему при каждом их разговоре Фидель.

Это хорошо понимала и Эва Лопес, знакомясь с опросами общественного мнения, прогнозами относительно результатов голосования, сообщениями о маршах протеста, проходивших на главных улицах Каракаса, о митингах на площадях и стадионах. Эва была почти уверена, что если на этом референдуме президент добьется большинства голосов, то станут реальностью его планы построения социалистической республики. Разумеется, последние новости трудно было назвать хорошими, в том числе и с точки зрения порученного Эве задания. К тому же они могли основательно подмочить ее репутацию в глазах как начальства, так и коллег из Лэнгли. А недоброжелатели не преминут воспользоваться этим, чтобы добиться ее изгнания и назначения в Венесуэлу другого резидента.

Так что же делать?

Маурисио Боско, напротив, был настроен как никогда оптимистично. Он считал, что “электронщики”, как он называл команду кубинских специалистов, отлично продумали весь ход голосования.

– Мы поставили наши софты на компьютеры и хардвер на улицы, – отчитывался Маурисио перед своими гаванскими шефами. – Хардвер на улицах и в кварталах – это наши отряды мотоциклистов, таксисты, водители автобусов, активисты, бойцы “колективос” и агенты, которым поручено завлекать граждан на избирательные участки и объяснять им, за что и за кого они голосуют и какими будут последствия, если они проголосуют против предложений президента.

– Победа ему обеспечена, – сообщил Маурисио Фиделю Кастро, который очень серьезно относился к своей роли советника Чавеса по вопросам референдума.

Фидель порекомендовал ему сделать символом нынешней кампании собственный портрет. И пусть Уго убеждает людей, что на самом деле они будут голосовать не столько за изменения в законах, сколько выражать одобрение линии столь любимого ими президента. Пусть Чавес откровенно объяснит, что те, кто скажет “нет”, выступят против него, а значит, и относиться к ним он будет как к предателям. Уго охотно с этим согласился.

– Тем, кто скажет “нет”, я тоже скажу свое “нет”! – кричал он с угрозой на митингах. – “Нет” – рабочим местам для них, “нет” – жилью для них, “нет” – всем тем программам, которые так им нравятся!