Два шпиона в Каракасе

Некоторые наиболее отважные журналисты рискнули вступить с историком в спор и упомянули другие, не менее основательные гипотезы, но как Льореда, так и президент Чавес были убеждены в своей правоте, и никто не сумел бы переубедить их. Кроме того, проведенное исследование позволило утверждать:

Эксгумированные останки принадлежат мужчине 47 лет, рост 1,65 метра, расовый тип – метис, телосложение – худой, сильный, зубы белые и красивые, волосы волнистые, тонкие; по остаткам крестцовой кости можно заключить, что мужчина был всадником.

Но и это было еще не все. Погоня за истиной заставила не только вскрыть саркофаг, но и попытаться проникнуть в другие, ранее накрепко запертые двери. Бессонными ночами Чавеса посещало много блестящих идей, была среди них и такая: надо подключить к делу еще каких-нибудь иностранных специалистов из числа тех, кто умеет по черепу покойника с помощью новейших компьютерных программ выполнять трехмерную реконструкцию его лица – как это делается, скажем, для судебных надобностей.

И вот какое-то время спустя после описанного выше ритуала сантерии Чавес показал пребывавшей до сей поры в заблуждении Венесуэле “истинное лицо Боливара”. При этом в “новом” его лице, если внимательно к нему приглядеться, можно было обнаружить некоторое сходство с лицом нынешнего президента Венесуэлы. Критиканы, конечно, воспользовались случаем, чтобы осудить Чавеса. Его обвинили в том, что он устроил весь этот безумный спектакль специально для того, чтобы обострить расовые противостояния, поскольку Уго и вообще старался делать это при каждом удобном случае. Кроме того, сходство с Освободителем, видимо, должно было, на взгляд президента, урепить культ его, Чавеса, личности. По всей стране висели гигантские портреты Уго, плакаты с цитатами из его выступлений, с его обещаниями и угрозами, его шутками и гневными отповедями. И для многих было очевидно, что все это лишь еще одно проявление его беспредельного нарциссизма.

В просвещенных кругах страны люди задавались вопросом: для чего на самом деле Уго разыграл этот пошлый спектакль? Чтобы подпитать свою популярность? Или он и вправду верит в подобную чушь? Но только G2 знало точный ответ.

В любом случае Чавеса подобные нападки не задевали. – Перед вами новое официальное лицо Освободителя, и отныне оно заменит то, что изображалось на банкнотах, плакатах и приводилось в исторических работах, – заявил он не терпящим возражений тоном. – Теперь-то мы знаем, что Боливар был похож на нас, на славный народ Венесуэлы, а не на бесстыдных испанцев, которые явились сюда исключительно для того, чтобы грабить наши богатые и обширные земли. И я, и вы, и все мы вместе – это Боливар!

Глава 18 Незабываемый праздник

По-дружески

Эва Лопес увидела, что Маурисио Боско снова пришел на занятие йогой. И это вывело ее из равновесия на несколько секунд, показавшихся ей вечностью, мало того – по телу словно пробежал электрический разряд. Почему и зачем он опять здесь появился? Пока остальные ученики Эвы готовились к занятиям, Боско подошел к ней, чтобы поздороваться. И получилось у него это с той словно бы непроизвольной завлекающей рисовкой, от которой Эва тотчас начала плавиться изнутри и ничего с этим не могла поделать.

– А как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой после занятий немного поболтали? – спросил он.

Губы у Эвы с трудом сложились в улыбку, а ноги готовы были сами понести ее к выходу. И никогда прежде обычное занятие не превращалось для нее в такую пытку. Напротив, только йога неизменно помогала ей хоть немного расслабиться и обрести подобие душевного равновесия. Йога была противоядием от тех тревог и забот, которыми нагружала Эву ее настоящая работа. Но на сей раз этот мужчина будил в ней совсем другую тревогу – от нее сжималась грудь, и никакой йоге не по силам было тревогу рассеять. Каждое утро Эва вставала с мыслью, что безусловной ошибкой было ее решение пойти работать в ЦРУ, принести в жертву свою молодость и душевное спокойствие чему-то, что в конечном счете без следа растворится в черной дыре прошлого.

Сегодня она вела занятие, стараясь избегать взглядов Маурисио, ведь раньше он был любовником Моники. Но их взгляды, вопреки ее желанию, то и дело пересекались, и досадное чувство, будто она предает свою подругу, снова начинало грызть Эву, оно напоминало то чувство вины, которое мучило ее до, во время и после каждого свидания с Бренданом Хэтчем. Но почему? Разве нельзя считать, что между Маурисио и Моникой все безвозвратно кончено? Они почти не видятся и вряд ли хотя бы раз или два в год обмениваются парой слов. Разделяющее их теперь расстояние похоронило то, что когда-то, уже очень давно, было общей для обоих мечтой – когда-нибудь начать жить вместе.