Так и случилось, что с тех самых пор дух Освободителя год от года все сильнее завладевал Чавесом. Не важно, что один был представителем аристократии испанской Америки, а другой вышел из очень бедной семьи! Какая разница? Оба родились на свет, чтобы спасти свой народ, чтобы бороться не только против испанской империи, но, как сказал бы Боливар, еще и против “Соединенных Штатов Северной Америки, которым, судя по всему, судьбой предначертано, ратуя якобы за свободу, насаждать в Америке нищету”.
Теперь судьба дала молодому венесуэльцу шанс собственной рукой вписать несколько строк в Историю, и стало как никогда очевидно, что он явился в этот мир, чтобы завершить так и не завершенное дело Боливара, которого называет своим
И вот однажды, когда президентский дворец посетила группа школьников, Уго вдруг заявил:
– Симон Боливар умер в Санта-Марте вовсе не от чахотки, как вам рассказывали в школе. Это неправда.
Его слова, естественно, сильно удивили учительниц, и они даже испытали стыд перед детьми.
– Поверьте мне, дети, – продолжал президент весьма уверенным тоном, – его убили те же колумбийские олигархи, те же предатели, которые и сегодня управляют той страной. Они отравили его. И я это докажу!
Живой как никогда!
В своей телевизионной речи по случаю недавно отмечавшейся годовщины со дня смерти Освободителя президент повторил, что, по его мнению, Отец Родины умер вовсе не от чахотки. Так вот, чтобы Боливар спокойно лежал у себя в могиле, венесуэльское правительство должно выполнить свой моральный долг перед ним, поэтому Чавес приказал группе чиновников заняться расследованием истинных причин его смерти и, если нужно, даже вскрыть священный саркофаг в Национальном пантеоне и провести экспертизу останков.
После этого телевыступления Чавес созвал кабинет министров и велел отыскать в Колумбии историка Хайро Льореду, автора книги “Боливар – убит?”, и пригласить его в Каракас. Президент желал лично познакомиться с ним. Они наверняка найдут общий язык. И встреча эта состоялась в самом скором времени – всего пару дней спустя – в одном из залов президентского дворца. Историку уже перевалило за шестьдесят. Это был тощий, неуклюжий, взлохмаченный и неряшливо одетый мужчина. К тому же он страдал косоглазием, поэтому было трудно определить, куда именно он смотрит. До сих пор ни одна кафедра истории в его родной стране не воспринимала Льореду всерьез, так как, по их убеждению, профессор был слегка не в себе. Многие коллеги смеялись над ним и считали городским сумасшедшим, посвятившим всю свою жизнь культу Боливара. Однако “блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни…”[36]
. И Льореде наконец судьба подарила шанс, которого он ждал многие годы. Он сбивчиво признался венесуэльскому президенту, что тот оказал ему огромную честь, пригласив к себе. Потом долго говорил о том, насколько недоверчивы окружающие его люди. Беззастенчиво льстил Чавесу и сравнивал с Боливаром. Однако президент перебил историка, желая побыстрее перейти к делу:– Я хочу назначить вас секретарем президентской комиссии, которая займется прояснением обстоятельств смерти Боливара.
Льореда был изумлен до глубины души таким поворотом дела и рассыпался в благодарностях.
Так начиналось это расследование. Историк потонул в море бумаг, засев в маленьком кабинете, который ему отвели во дворце. Льореде вменялось в обязанность отыскать неопровержимые доказательства того, что политические противники Боливара, действуя заодно с правительством Соединенных Штатов, устроили заговор с целью убить Освободителя. Но каким способом это было сделано? Может, речь шла о постепенном отравлении мышьяком?
По мере того как изыскания Льореды продвигались вперед, Уго обеспечил этой теме соответствующее освещение в прессе. В своей программе “Алло, президент!” он решил поспорить с официальной исторической наукой, поставив под сомнение ее выводы. СМИ подхватили полемику. Смелость, с какой Чавес взялся переписывать историю, переходила все границы: в довершение всего он не пожелал признать даже тот факт, что Освободитель был потомком испанских завоевателей, прибывших в Венесуэлу в XVI веке. Мало того, он стал утверждать, что мать Боливара была черной рабыней.
Новая версия смерти Освободителя стала для Чавеса навязчивой идеей, он совсем перестал спать по ночам и наконец, к радости одних и к смущению других, объявил, что отдал приказ эксгумировать останки Боливара – поскольку только таким образом можно будет установить истину.
Президент с помпой прибыл к старой столичной церкви и медленно направился к саркофагу Освободителя. За ним следовали телекамеры. Его сопровождал почетный караул, наряженный в ту же парадную форму, которую носили во времена Войны за независимость. Перед могилой героя Уго застыл и долго стоял молча.