Затем Гальвес объяснил свой план: нужно довести до максимума “кубанизацию” венесуэльской армии, увеличить ее численный состав и расходы на нее, а на ключевые посты поставить людей, чья верность Чавесу не подлежит сомнению. Однако даже этих надежных военных следует держать под постоянным контролем. Кроме того, Гальвес считал, что министерства и прочие важные государственные учреждения, крупные государственные предприятия, а также частные, которые будут экспроприированы, должны управляться верными Чавесу военными.
Маурисио с этим не согласился, и успехи, которых он добился в последние недели, дали ему право смело высказать свое мнение.
– То, что вы все здесь предлагаете, это морально устаревшая стратегия, – заявил он, к удивлению Гальвеса. – Сегодня подобные меры не действуют, и особенно в такой стране, как Венесуэла, – она слишком открыта и за минувшие сорок лет слишком отвыкла от порядка и слишком привыкла к демократии. Кроме того, сегодня страной нельзя управлять с помощью армии – только через гражданское общество, а вот его-то и должны упорядочить и контролировать мы. Нам помогут не танки на улицах, а большое число наших активистов и агентов спецслужб, внедренных в жилые районы самых разных городов. Со временем только это может принести нужные плоды.
Неожиданно Гальвес вышел из себя:
– Не надо меня уверять, будто военная сила – это дело прошлого! Не надо!
– Успокойтесь, команданте, – попытался утихомирить его Маурисио. – В данный момент Уго, само собой разумеется, нуждается в поддержке военной верхушки, тут спорить не о чем. Но еще больше, и гораздо больше, ему нужна такая помощь, какую Куба способна дать ему в двадцать первом веке: разведка, контрразведка, пропаганда, информация и новые технологии в системе общественного контроля. Добавим сюда еще и скрытые репрессии против отдельных лидеров оппозиции.
– Новые технологии в системе общественного контроля… – задумчиво повторил следом за ним Гальвес, но теперь уже с явным интересом.
– Да, новые технологии, – продолжил Маурисио. – И для Уго важнее выиграть ближайшие выборы с опорой на электронику, а не вооружая добровольных помощников армии! Но только мы способны сделать это! – заключил он твердо.
Гальвес посмотрел на Маурисио пристально и с насмешливой улыбкой. После долгой паузы он поставил точку в их разговоре:
– Пока на этом остановимся. Надо все как следует обдумать.
Маурисио был доволен. Как он сам, так и все остальные в
Единственный друг
Резкая перемена, случившаяся с Чавесом, теперь уже очевидна для всех. Во дворце и со своими министрами, и с ближайшими сотрудниками он ведет себя как боксер, который, выдержав жестокий бой, старается превозмочь боль, но чувствует, что кровь у него кипит и он готов убивать в новых и новых схватках.
Когда Чавес сидит в зале Совета министров и, обращаясь к членам правительства, дает оценку недавним событиям, лицо его мрачнеет, а в голосе звучит угроза. Вилли Гарсиа сразу замечает – и сообщает об этом Прану, – что в том, как Уго держит себя с окружающими, трудно не заметить обиду и недоверие. А в том, что он говорит, неизменно проскальзывают сарказм, презрение и подозрительность. Если раньше его можно было сравнить с розовым кустом, который вот-вот порадует всех прекрасными цветами, то теперь остались лишь острые шипы – горечь, злопамятность и властолюбие. По знаку зодиака Уго – Лев, но если еще несколько дней назад это был весьма смирный представитель львиной породы, то теперь он начал показывать клыки и рычать, мечтая о мести. На заседании кабинета министров Уго, как всегда, играет главную роль, однако никогда еще он не держался так отчужденно. И с каждым словом Чавеса делается только выше стена недоверия и разочарования, отделяющая его от других людей.