Два такта до обрыва (СИ)

— Изволь освободить лишний часок между твоими симулированными суицидами, пожалуйста, — как только прозвучала эта угрожающая просьба, он отошёл на два шага назад, с осуждающим взглядом и обескураженной улыбкой, что заставляет Карен каждый раз невольно закусить алую губу. Уже начинает казаться, что именно по этим чертам лица можно составить идеально схожий фоторобот Ричарда Брауна. — Договорились?

Он курил медленно, но развязно и глубоко, прожигая все легкие ста сорока градусами, стараясь каждый раз согреться в холодном марте.

— А что, если я скажу, что не люблю музыку? — продолжала настаивать студентка.

Это был диалог для двоих. Здесь будто не существовало ничего живого, кроме их самих, не считая маленькое пространство, что держало их на расстоянии друг от друга.

— Честно тебе скажу, как преподаватель студенту, — его брови поднялись высоко вверх, заставляя лоб сложиться равномерной гармошкой. — Мне насрать, — наконец его слова и внешность сочетались друг с другом, отчего Карен сразу же откинула мысль о раздвоение личности. — Мне дали задание проверить эссе, поэтому, если не сдашь работу к сроку — пеняй на себя.

Едва заметная усмешка Батлер и лёгкий серый дым были всем в этом классе. Все учащийся были просто куклами для Батлер и Брауна. Они не имели значение на их паре, посвященной друг другу.

***

Карен всё-таки пришла на концерт классической музыки в последний день его исполнения. Все находящиеся в зале в основном были средних лет, поэтому молодая девушка сразу же отличалась среди однообразной толпы. Сев на одно из красных кресел, она скучно наблюдала за пустой сценой. Зря она пришла…

Когда ослепляющие прожектора осветили сцену, шум прекратился, позволяя Ричарду в смокинге пройти на середину сцены с сияющей виолончелью в руках. Вид ровно сидящего на черном стуле человека, чьи руки держали тонкий смычок — завораживало. Веки Брауна легонько прикрылись и он будто стал медленно сливаться с тишиной, что подобна шуму крыльев порхающей бабочки. Карен, можно сказать, вздрогнула от резкого движения смычком по инструменту, который извлекал низкий, бархатный звук.

Бах. Сюита для виолончели №2. Ре минор.

Это произведение сияло серыми красками. Боль, печаль, горечь, сопереживание были всем в этом произведение. Слушая исполнение Ричарда, каждый вспоминал свой важный отрывок из короткой жизни, но не Карен. В её глазах был лишь Ричард, что смычком скользил по толстым струнам виолончели, одновременно зажимая их толстыми мозолистыми пальцами второй руки. Чёрные брови хмуро выставляли мелкую морщинку меж бровей, заставляя сердце Батлер болезненно простонать. Это произведение будто было написано для Ричарда, описывая каждый его судорожный вздох, сливаемый с движением смычка, каждую капельку пота труда на мраморном лбу, каждую трещинку на губах. Виолончелист был сейчас не в зале. Он был где-то очень глубоко в музыке, всё дальше отстраняясь от Карен.

Юная, неопытная пианистка почувствовала горячие капли, что стекали по бледным щекам. Поток слёз лился сам по себе. Печаль песни добралась до маленькой души девушки, окутывая её, вызывая солёные искры из глаз. Это было настолько ново для студентки, что восторг в её подсознании не имел границ.

Так, одной шестиминутной пьесой, Карен осознала, что музыка на самом деле прекрасна. Она правда прекрасна…

Восторг продолжался на протяжении всего концерта, заставляя после его окончания помчаться к исполнителю. Стоя перед курящим красноволосым, девушка осознала, что её мнение о музыке на самом деле было субъективным. Нет, возможно, она и сейчас ненавидит музыку, как и прежде, но не музыку Ричарда.

— Научи меня, — заулыбалась в пол лица Карен. — Научи жить и исполнять музыку так же, как ты.

Мужчина на эту просьбу только эгоистично усмехнулся, потрепав чёрные волосы пианистки, которая была заметно ниже него, самолюбиво отвечая:

— Где же та ненавистница музыки? — посмеялся он немного грубо.

Её слова будто пролетели мимо ушей Брауна, поэтому Карен решила ещё раз повторить, но с большим энтузиазмом.

— Научи меня, Ричард.

Сигарета неустойчиво болталась во рту у мужчины. Парень, уже осознав всю серьезность просьбы студентки, немного удивился. Правда. Он отошёл на два шага, докуривая оставившую половину сигареты. Девушка терпеливо ждала, наблюдая за проворными пальцами виолончелиста, что несколько минут назад творили волшебство.

— Я — виолончелист. Чему я могу научить пианиста? — наконец высказал свое мнение парень, когда от сигареты оставался только окурок.

— Я не прошу учить играть, я прошу научить меня исполнять, — сладко произнесла леди.

Наконец, втянув последнюю порцию яда, парень выкинул опустошенный никотин, строго осматривая студентку.

— Хорошо, — прокуренным голосом произнес профессор на замену. — Я согласен, но если только твоё эссе пройдёт на отлично. Договорились, Карен Батлер?