Два уха и хвост

— Минутку, мой ангел, — вздыхаю я. — Прошу тебя хорошенько сосредоточиться. Поройся в своей молодой памяти, мысленно переживи заново каждую из секунд, посвященных этому бравому парню, и найди мне детали, которые позволили бы понять, что он из себя представляет. Припомни, что он говорил, делал, или чем, тонкая штучка, удивил. Ты не могла провести часы близости с ним так, чтобы ему удалось избежать слов, жестов, показать, не раскрывая, бумаги или какие-то другие личные вещи. Необходимо найти его и всю банду в ближайшие часы. Это и в твоих интересах.

Ей нужно проявить одно, Франсине: добрую волю. И мир во всем мире для людей ее рода! И вот она отстраняется от меня, укладывается на свои деликатные подушечки, одна из которых представляет Пьеро в слезах, другая — закат солнца над лагуной. Легкими движениями она ласкает себе лобок и груди, и правая рука не ведает, чем занимается левая. Она размышляет очень добросовестно, с закрытыми глазами. Вестминстерские куранты мадам Баклушьян увесисто отмеривают половину часа. Половину какого?

— Не знаю, заинтересует ли тебя это, — оживленно произносит Франсина, — но мне кажется, я кое-что отыскала.

— Я очень любознателен по натуре, малышка. Меня интересует все. Выкладывай, и ты получишь право на капельку спиртного в свой кофе.

Она не заставляет себе повторять, как все смышленые слушатели.

Привет!

Глава XI

ПАХНЕТ ГОРЕЛЫМ

Они прилетели десятичасовым рейсом.

Их было двое: Борис и еще один, похожий на банджоиста с американского юга или на загорелого Грушо Маркса…

Они арендовали автомобиль в Ависе через венское агентство, и формальности не заняли много времени. Служащий спросил, на какое примерно время берется машина, и Борис ответил, что на день. Багажа они не имели. В десять сорок они покинули стоянку Руасси-1, после того как позвонили Калелю из кабинки общественного телефона, чтобы подтвердить ему время встречи.

Погода стояла пасмурная, типичная для начала ноября; пронизывающий северный ветер беспорядочно гнал опавшие листья. Борис поднял воротник своего элегантного пальто из вигони, такого легкого. Он уступил руль Стевена, знавшему Париж и его пригороды лучше.

Поток машин, довольно-таки ровный, позволял двигаться в среднем с приличной скоростью. Стевена свернул на Западную окружную. Он выглядел задумчивым.

— Надо еще забрать подарок, — напомнил ему Борис.

— Само собой, — буркнул водитель.

Спустя полчаса они катили по Западной автостраде. В самом начале ответвления на Сен-Жермен-ан-Лай стоял Рено-5, автомобиль с большой буквы. Его аварийные огни мигали. Стевена свернул на съезд и припарковался перед машиной у обочины.

Из той выбрался человек. Он был пузат и одет в кожаное пальто с чересчур затянутым поясом, что придавало ему вид корявой восьмерки. В руке он держал пластиковый пакет.

Когда он приблизился, Стевена опустил стекло.

— Привет, — сказал человек, — я жду, когда небо упадет мне на голову.

— Раньше голые обнажатся! — ответил Стевена.

Тип в кожаном пальто протянул ему пакет и, безучастно кивнув головой, вернулся к своей машине. Стевена передал пакет Борису. Борис приоткрыл его, заглянул внутрь, затем небрежно опустил между ног. Стевена тронулся, пересек осевую и свернул на подъем, выводящий на автостраду.

Он добрался до следующего разветвления, подождал красного света и продолжил движение в сторону Версаля. Он ехал медленно. Вдоль обочины тянулись фруктовые питомники. Примерно через километр водитель свернул на узкую дорогу, ведущую к большому дому, на вид необитаемому. Он остановился у крыльца и принялся ждать. Все было спокойно. В разлапистой кроне наполовину облетевшего дерева каркали вороны. Атмосфера праздничной не казалась.

— Ну, пошли! — решил Борис.

Его голова напоминала кулак ирландского ломового извозчика: такая же крупная, рыжая и выражающая грубую силу.

Сопровождаемый своим спутником, он поднялся по четырем ступенькам, постучал в деревянную створку, прикрывающую застекленную дверь. Тотчас же та дрогнула, затем отошла наполовину. Калель ждал их в ядовитой полутьме, благоухающей плесенью.

Они поприветствовали друг друга кивком головы, но рук не подали. Калель выглядел как ночная птица, измученная дневным светом.

— Пройдем сюда, — сказал он, — я снял чехлы с трех кресел и принес бутылку коньяка.

Он толкнул двустворчатую дверь со вставленными в переплеты зеркалами. Посетителям предстала просторная гостиная. Нежилая и холодная. Кресла, укрытые серыми чехлами, имели призрачный вид, за исключением трех, расставленных вокруг низкого столика. Бутылка, помянутая Калелем, возвышалась в центре; можно было бы сказать, на втулке сарацинского колеса.

Они уселись по собственному побуждению.

— Стаканов у меня нет, — выразил сожаление Калель, указывая на коньяк.

— Спиртного нам пока не хочется, — заметил Борис. — Итак, я вас слушаю.