Два века о любви

Радиоволны нахлынут незримо.

Дайте, пожалуйста, голос любимой!

Крашеный локон, морщинку у глаз

Я дорисую без вас.

Вот выплывает бумажный кораблик,

Весла качаются – крибли и крабли, —

Духи, духи ли – никак не пойму,

Топит корму…

Как я несносен и как я герасим,

В трубку молчанием долгим опасен!

Крик над волною тревожный: «Алё!»

Бедное сердце моё!

«Губы заледени…»

Губы заледени,

Сердце мое обесслёзь,

Эльма гаси огни —

Наши пути врозь.

Наши шаги – вспять,

Наши глаза – ниц.

Дай мне тебя проморгать

Судорогой ресниц.

«малокровными губами…»

малокровными губами

ты шепнула между нами

все закончено дружок

пригуби на посошок

мэри мэри мы ж не звери

две последние недели

я одной тобой болел

ложным крупом черным сапом

ддт и раундапом

синь как синька бел как мел

я любил тебя паскуда

на губе твоей простуда

безразличье в злом зрачке

бессердечная гёрлица

что ж не перестанет биться

рыбка сердца на крючке

«на безымянной высоте…»

на безымянной высоте

где мы невольно оказались

нет мы друг друга не касались

но жарились и извивались

как угри на сковороде

слов отлетевшая листва

напрасно шлёпалась под ноги

но изнутри меня едва

не разорвали бандерлоги

желанье смять тебя в руках

упырно высосать упорно

всю робость девичью и страх

чтоб мне всю ночь была покорна

но я телился и мычал

то зажигался то молчал

то битый час тянул резину

патруль мигалкою сверкнул

электровоз во тьме икнул

и месяц осветил дрезину

но вот закончились слова

и отвинтилась голова

и неожиданно упала

мой поцелуй был смел и груб

я в темноту раскрытых губ

вонзил пылающее жало

когда утих призывный гул

ты выдохнув сказала то-то ж

и долго сок из нас тянул

луны трёхмесячный зародыш

Татьяна Аинова, Киев

Игры света

Когда я гашу свечу,

мне светят твои глаза.

И я мерцаю в ответ

родинками на теле.

Тогда уже всё равно —

ты рядом со мной или за

две тысячи толстых стен от моей постели.

Тяжёлый дневной фонарь

заброшен за край земли.

И спущены с облаков

невесомые сходни —

чтоб те, чьё зренье мудрей, наблюдать могли

в замочные скважины звёзд

чудеса Господни.

Когда сквозь померкший свет

свечи на смертном одре

проявится свет иной золотым сияньем,

он выжжет нашу любовь —

за привкус приставки «пре»,

за то, что она была

иногда деяньем.

Ретро