Два венца. Стена отчаяния

Рэн сумел заснуть только тогда, когда за окнами появилась серая дымка раннего утра. Измотанный, он забылся тяжелым сном без сновидений, что сейчас для него было во благо. Видеть кошмар, в котором в очередной раз родители проигрывают бой и умирают, – та еще пытка. Но не менее жестоким был сон с участием дяди Стана: он то спасал племянника, то убивал, и каждый раз Рэн подскакивал в кровати.

Он всегда думал, что обливаться холодным потом – это просто фигура речи, но ошибался. Его ночная тонкая рубашка промокла насквозь. Рэну пришлось ее скинуть. Ночь превратилась в череду кошмаров, финальным штрихом которой стал визит лорда Мориса. И только утро принесло передышку.

По внутреннему хронометру Рэну показалось, что с ночи прошло всего ничего времени, и когда в сон ворвалось недовольное агуканье, он простонал:

– Лал, ну пожалуйста.

Мальчишка не унимался, недовольные вопли становились все громче.

– Ну Лал. Ну еще немножечко.

Рэн попытался подняться. Он встал на четвереньки и уперся головой в подушку, стараясь прогнать сон. Он словно пытался поднять мартонга – настолько тяжело было встать. Лал заплакал, и Рэн, пошатываясь, сел.

– Тише, тише. Я сейчас. Уже иду.

Как же теперь не хватало всех тех нянечек, которых он так безжалостно гонял дома. Голова отказывалась соображать, и Рэн действовал в полубессознательном состоянии. Он понимал, что ребенка надо покормить. Еще б придумать чем.

В себя его привел звук открывающейся двери. В проеме показалась Божена и на цыпочках подошла к кроватке, шепча:

– Ч-ш-ш, тише-тише, маленький. Не плачь, солнышко. Не буди братика. Идем я тебя покормлю.

Из-за двери выглянула миловидная старушка и улыбнулась Рэну. Он быстро подхватил одеяло, прикрываясь. Затем вежливо поклонился, чувствуя неловкость.

– Доброе утро.

Божена оглянулась, держа хнычущего Лала на руках, и смущенно прошептала:

– Прости, я тебя разбудила.

Старушка замахала на него руками:

– Спи, спи. Тебе отдохнуть надо. А малышом мы сами займемся.

Рэн хотел было возразить: кто, как не он, знал нелюбовь Лала к чужим людям – недаром нянечки менялись очень быстро – но промолчал. Зачем переубеждать, если через миллилиту Божена будет уже здесь? Надо только подождать.

Он подождал немного, затем еще чуть-чуть, поудобней устроился на подушке. Глаза закрылись. Рэн пребывал в блаженстве вплоть до момента, когда солнечный луч начал припекать лицо жаркими прикосновениями. Рэн передвинулся, но солнце нашло его и там.

Он нехотя открыл глаза и потянулся. Наконец-то выспался. Пусть полностью не восстановился и магический резерв все так же мерцал несколькими каплями силы, но состояние стабилизировалось, и слабость ушла. Главное – не думать о вчерашнем дне, а набраться терпения и ждать. Он может переживать и волноваться, не находить места из-за случившегося дома, но это никак ему не поможет. Вернее, никому не поможет.

Есть день, есть задачи и масса проблем, которые надо решить. Сейчас он должен думать о брате и о том, как быстрее вернуться домой. Удивительно, что их приютили такие доброжелательные люди, но Рэн не верил в бескорыстную доброту. Помог бы он сам подобным переселенцам? Помог бы, но не из любви и доброты, а из чувства долга.

Он – племянник Регента, герцог, он обязан заботиться о подданных. Но эти люди не герцоги и не правители, а обычные жители неизвестного Рэну мира. Почему они помогают? Рэн не знал ответа, но намеревался получить его сегодня и решить: забирать ребенка и шпагу прямо сейчас или еще повременить. Что-то он слишком расслабился.

Рэн поднялся. За окном сиял летний день. Вчера ему показалось, что их занесло из раннего лета в позднюю осень, но, к счастью, это оказалось не так. Из окна открывался вид на пышный сад, в глубине которого возвышалось дерево-исполин. Подобных ему Рэн не видел, хотя и знал, что в Файервильдском лесу есть деревья и выше.

Рэн не нашел своей грязной одежды – даже рубашки, что стянул с себя ночью. Вместо нее на стуле с изголовьем, украшенным забавной вязаной салфеткой, лежала стопочкой незнакомая одежда. Рядом стояли мягкие кожаные туфли без каблука со слегка загнутым носом. Их мягкая бархатистая кожа была продырявлена, а две буквы на пряжке – Y и L – напоминали мертвый язык, на котором писали девиз рода Оуэнов.

На столе Рэн увидел свои перстни и венец вместе с герцогской цепью. Один из ящиков стола был приглашающе приоткрыт. Рэн воспользовался предложением: сложил внутрь все драгоценности и закрыл. Себе он оставил лишь родовой перстень и небольшое кольцо с аллаазом: статус требовал украшений, поэтому Рэн надел их, когда ехал в Моритвиль. Сейчас же он надеялся отдать их в обмен на помощь. Ричард говорил, что вещи Рэна стоят куда больше этого дома.

Дом по меркам Рэна был очень мал. Комнатка, в которой их разместили, напоминала по размеру самую маленькую из всех кладовых. Светло-мизурдовую обивку стен украшали цветы, похожие на ламерии – бутоны с остроконечными бархатными лепестками, по форме напоминающие бокалы для игристого. По-видимому, здесь подобные цветы были безобидными.