Два веса, две мерки (Due pesi due misure)

На самом же деле, не будь этого ореола славы, Мильявакку скорее можно было принять за пьяницу или каторжника, чем за новоиспеченного миллиардера. Немало людей натерпелись от него, но, поскольку дружба с Мильяваккой сулила определенные выгоды, они расценивали как милую непосредственность то хамство, которое в иных обстоятельствах наверняка сочли бы признаком моральной низости, свойственной канальям во все времена и во всех странах.

Однажды жена одного из двухсот его инженеров облокотилась о край кровати и, оглядев Мильявакку с ног до головы, воскликнула:

— Знаешь, а ведь ты изрядный урод!

Мильявакка, окинув взглядом свое волосатое тело, сказал, скорее даже самому себе, чем красивой женщине, лежавшей рядом:

— Может, я и некрасив, может, у меня тело обезьяны и лицо дикаря, но как раз такие мужчины и добиваются всего.

Жена синьора Париде, прозванного Удача, выросла, как и он, в бедной семье из миланского предместья. Высокая, худая, с лицом подростка, она одевалась по высшему классу и носила такие крупные брильянты, что они казались фальшивыми.

С тех пор как Мильявакка преуспел и окружил себя красивыми женщинами и услужливыми друзьями, синьора Амабиле стала сварливой и подозрительной, но Удача, занимавшийся десятком дел сразу, легко ускользал из-под ее контроля. Впрочем, синьоре незачем было его и контролировать: она нюхом чуяла, в каких водах плавает ее Париде. Многие дамы, постоянно появлявшиеся у них в доме на званых обедах, не были для нее большой загадкой. Она прекрасно понимала, что сопровождавший их друг или мнимый муж — просто прислужник Мильявакки, один из его бесчисленных холуев и лакеев.

У супругов Мильявакка было трое детей, рожденных в бедности, но выросших в полном довольстве: тридцатилетняя Дирче, на редкость некрасивая, кривоногая и плоскогрудая девица, и два сына — Ико и Пуччи. Первому было двадцать три года, второму — двадцать, оба лохматые, одетые с нарочитой небрежностью и разъезжавшие в роскошных внесерийных лимузинах.

Кроме неизменного семейного круга, у Мильявакки был и другой, более широкий и подверженный переменам. Он состоял из прихлебателей, льстецов и сводников. Среди них были доктор Гриффони, адвокат Бениньо Траверсари, совершенно обытальянившийся швед Хинтерманн — футбольный тренер, спортивный репортер Пиромалли, пианист Руби Дзанетти, певец Тедди Момо, с десяток мелких предпринимателей, владельцев фабрик запасных частей, а также строительные подрядчики, работавшие почти исключительно на него, Мильявакку. В самое последнее время в этот круг вошел некий Эдмонд Таск а, бывший крупье родом из Монте-Карло, которого Мильявакка сделал своим советником по игре в рулетку, после того как выиграл грандиозную сумму в Венеции, где Таска, на самом деле уроженец городка Вентимилья, подсказывал ему, на что ставить.

К этому же кругу друзей, но лишь в известной мере, принадлежал и дон Карло Феличони, приходский священник Брианцы, где родилась и обрела силу фирма «Синдер», праматерь «Фульмара», «Диркама» и «Южных химических предприятий», образовавших так называемую «Группу Синдер». Дон Карло был священником современных взглядов, ходил в брюках и охотно надел бы цветастую майку или модную рубашку, но по воле Мильявакки носил черную манишку и белый воротничок.

— Все должны понимать, что ты священник, — сказал ему однажды Мильявакка, когда дон Феличони во время тренировки футбольной команды «Синдер» сел рядом в пуловере орехового цвета с зеленым, окутавшим шею платком.

Вере Мильявакка был предан, а может, просто стремился показать свою преданность.

— Без религии, — говорил он, — человечеству не прожить. В мире правят лишь два короля — деньги и религия. Но первый из них — деньги, ведь без денег ничего не сделаешь, их жаждут все, даже священники. Ну а религия держит людей в узде и учит уважать собственность.

Став Кавалером Труда, Доктором Гонорис Кауза и получив почти неограниченный кредит в самых крупных банках, Париде Мильявакка вдруг обнаружил, что достиг также и шестидесятилетнего возраста. Он был еще здоровым, сильным мужчиной, но, едва он перешагнул этот рубеж, им вдруг овладела глубокая меланхолия, и ни работа, ни азартные игры его уже не веселили. Он замкнулся в себе, и вид у него теперь был такой, будто вот-вот произойдут губительные перемены.

Дон Феличони, чтобы вывести его из депрессии, однажды, когда Мильявакка пришел в церковь посмотреть на строительные работы, которые он щедро финансировал, прочел ему выдержки из Библии.

— Послушайте, синьор Париде, что говорит господь. «Все суета сует, какую пользу извлекает человек от трудов своих под солнцем? Нет ничего лучше для человека, как радоваться и наживать добро. Если он ест, пьет и наслаждается трудом своим, то это дар божий».

— И это сказал господь? — сурово спросил Мильявакка.