Два зайца, три сосны

– Врешь! Этот пассаж насчет курочки на заду выдает тебя с головой. Ты его не простила! А это значит, что ты по-прежнему к нему неравнодушна!

– Ерунда, я опять втюрилась в Миклашевича. Ты даже представить себе не можешь, какой он стал. Он согласился на все мои условия…

– Какие?

Я изложила подруге все условия.

– Да? Ну чего не сделаешь, чтобы своего добиться.

– И еще… Я хочу второго ребенка…

У Лерки стали несчастные глаза. Она не могла иметь детей.

– А Миклашевич про твои планы знает?

– Идея принадлежит ему. А когда я задумалась на эту тему…

– Ну, если так… Но все-таки я ему не верю! Ты сразу-то рожать не бросайся.

– Лер, откладывать уже нельзя.

– Ну полгодика-то поживи, присмотрись, что и как… Ты веришь в эту проснувшуюся через столько лет любовь?

– Откуда я знаю!

– Вот и попробуй, пока не съехалась с Миклашевичем, закрутить роман с Розой.

– Опять двадцать пять! Лер, а тебе-то это зачем?

– Куропатку не выношу! Гришка потребовал недавно, чтобы я поехала с ним к Розе. Я сперва не хотела, но он настаивал. Боже, какая она дура! Весь вечер рассказывала про какие-то великосветские похороны и кто во что был там одет! Я чуть не сблеванула.

– А Роза что?

– Так это она мне, а Роза с Гришей играли в бильярд. Олеська, уведи Розу, а?

– С ума сошла? Я сроду никого ни у кого не уводила, я просто этого не умею. Я не хочу, чтобы меня мучила совесть.

– Какая совесть? Если он ее бросит, она его отпустит только голым!

– Но с курочкой на заду. Оно мне надо? Она, небось, образцовая хозяйка, а я – сама знаешь. И если у меня что-то пригорит, то курочка на заду сразу напомнит, как вкусно готовила Ариша…

– Слушай, ты вполне нормально готовишь, не прибедняйся. И к тому же он добрый, и еще он сирота, а у Миклашевича мама.

– Знаешь, по сравнению с моей мамой, Амалия Адамовна сущий ангел! Обожает играть в карты, помешана на своей собачке, немножко взбалмошна, но это все нормально, а моя…

– Олесь, а Юля… Она больше не появлялась?

– Нет, даже ни разу не позвонила. Знаешь, я очень отчетливо, наверное, впервые в жизни поняла, что такое отрезанный ломоть.

– Непонятно только, кто его отрезал, этот ломоть. Надежда Львовна или сама Юля…

– На сей раз все-таки Юля. Мать сделала глубокий надрез, но Юлька…

– Как грустно, Олеська!

– Грустно…

– Но не окончательно, наверное? Вон ведь Миклашевич тоже считался отрезанным ломтем, а видишь как…

– Да, странная штука жизнь… Но все-таки хорошая и за это стоит выпить, как ты считаешь?

– Стоит! Скажи, а Розе звонить не будешь?

– Еще не хватало!

– А Миклашевич в Москве?

– Нет, он поехал в Карловы Вары. Там Амалия Адамовна и он тоже решил пройти там курс…

– Подлечить печенку, прежде чем жениться?

– По-видимому.

Когда я вернулась домой, мне вдруг стало грустно – я так люблю свою квартиру, мне так хорошо здесь одной, зачем я согласилась перебраться к Миклашевичу? Правда, еще не сейчас, а когда допишу книгу… Когда же я ее допишу? Надо поскорее садиться за работу. Вот завтра с самого утра и сяду. Я уже соскучилась по своей непутевой Марине и ее двум зайцам. А у меня остался только один заяц… И хорошо, не надо блуждать в трех жалких сосенках… Зазвонил телефон.

– Олеська, как ты там? Я соскучился!

– Мить, я жутко устала…

– А я хочу только пожелать тебе спокойной ночи, – голос был бархатный, нежный, обволакивающий. – Я люблю тебя.

– Митька, что с тобой?

– Забота юности, любовь! Мама шлет тебе привет.

– Передай ей от меня тоже… Ты там лечишься?

– Первый и последний раз в жизни! Это кошмар, но я уже начал, говорят, если бросить, все мучения пойдут насмарку. Ты скучаешь по мне?

– Да, скучаю. Но с утра берусь за работу и скучать мне будет некогда.

– Да уж, пиши скорее, а то я не выдержу и сам вселюсь к тебе.

– Миклашевич, не начинай!

– Все, молчу и целую. Спокойной ночи, деточка!

Утром я села за работу, но мысли разбредались, голова была пуста, я не могла написать ни строчки. В таких случаях мне надо выйти из дому и пройтись. Я заглянула в холодильник. Там было почти так же пусто, как у меня в голове. Вот и хорошо, пойду куплю продукты, кстати, надо еще заплатить за квартиру, за свет. Я занялась квитанциями и вскоре уже вышла из дома. Почему-то вспомнился Матвей, как я его тогда разыграла. Интересно, к кому он приезжал во второй подъезд? Хотя какое мне до этого дело? А смешно вспомнить, до чего озадаченное лицо у него тогда было. Я прошла уже половину пути, заплатила за квартиру, когда позвонила мама.

– Олеся, я плохо себя чувствую.

– Что такое, мама?

– Давление подскочило! Мне необходимо купить лекарство. У меня кончилось.

– Хорошо, я сейчас куплю и привезу. Может быть, нужно что-то еще?

– Да, нужна минеральная вода, обязательно «нарзан», а еще купи апельсины.

– Мам, ну сейчас же лето, может, что-то летнее, абрикосы, черешню, клубнику… Малина уже есть.

– Не вздумай покупать на улице! Там фрукты полны тяжелых металлов! Только в магазине. Я же знаю, ты купишь первое попавшееся, а у апельсинов, по крайней мере, толстая кожура.

– Я куплю на рынке.

– Откуда ты можешь знать, где эти рыночные фрукты хранятся? Короче, купи апельсины.

– Хорошо, куплю апельсины. Что-нибудь еще?