Два зайца, три сосны

– Владимир Александрович не эмигрант, это раз, и потом Гошке сейчас нужно мужское влияние!

– Не эмигрант, говоришь? А кто же он? Самый жалкий эмигрантишка! И если бы я могла предположить, что он сманит моего внука…Я буду бороться!

– Мама, с кем ты намерена бороться?

– С этим эмигрантишкой!

– И как ты намерена бороться? Напишешь Ангеле Меркель, что профессор Мокшанцев педофил? – уже взбесилась я.

– Оставь эти гнусные инсинуации! А как ты, родная мать, можешь оставить сына на этого… на этого старого развратника? Чему он научит ребенка?

– Да почему же он развратник?

– Ты знаешь, сколько у него было баб?

– Ну и что тут плохого? По крайней мере Гошка станет нормальным мужиком… А Владимир Александрович умнейший, интеллигентнейший человек. Я бы мечтала, чтобы Гошка стал таким, как он. И вообще, мама, успокойся, вопрос решенный.

– А меня не надо было спросить, когда решался этот вопрос?

– Зачем было спрашивать, если я точно знала, что ты скажешь. К тому же Гошка категорически заявил, что хочет остаться с дедом.

– Ну конечно, он еще ребенок, он купился на западную мишуру! А ты и рада от него избавиться, чтобы строгать свои идиотские романы и водить мужиков! А что я останусь одна на старости лет… Вот подожди, ты тоже будешь старой и обязательно одинокой, тебе некому будет подать стакан воды, потому что Гошка бросил тут старую бабку по твоему наущению и тебя тоже бросит.

– Мама, по-моему, я тебя не бросила. Я в Москве и сношу все твои капризы. Достаточно терпеливо, – добавила я, уже теряя терпение.

– Я должна поговорить с Гошей.

– Поговори, кто тебе мешает? Вот тебе мой мобильник, позвони ему и говори, сколько хочешь.

– Зачем мне твой мобильник? Я позвоню ему по городскому телефону…

– Я просто не хочу, чтобы ты потом рассказывала трагическую историю о том, как нынче дороги международные переговоры.

– Ничего, я это осилю! Но говорить в твоем присутствии не желаю! Запиши мне их новый телефон!

– Пожалуйста, вот.

– Да, кстати, я тут слышала, что твой последний «шедевр» рекламируют в метро! По-твоему, это прилично?

– А что ж тут неприличного? Реклама есть реклама.

– Меня просто в жар бросило! И почему ты не взяла псевдоним? Позоришь фамилию!

– Мам, тебе не надоело?

– Мне именно надоело! Я просто уже видеть не могу, что фамилия твоего отца красуется на безобразных глянцевых обложках этой дешевки! Мне стыдно, что моей дочерью торгуют на всех углах.

– Знаешь, нормальная мать, если и не гордилась бы, так по крайней мере радовалась…

– Нормальная мать? Я, значит, ненормальная? Наверное, я же все-таки разбираюсь в литературе, я литературовед…

– Мама, а ты прочитала хоть одну мою книгу?

– Я не могу это читать! Безыдейное, бессмысленное переливание из пустого в порожнее. Ах, он на нее посмотрел, ах, у нее потемнело в глазах, я воспитана на другой литературе.

– Мама, вот тебе деньги и я пошла.

– Привыкла, что тебя хвалят и не хочешь слушать правду!

– Мам, у тебя своя правда, у меня своя. Вот и все. Если что-то нужно, звони!

Я вышла от нее в состоянии близком к помешательству. В каком же кошмаре жил мой сын. И ведь никогда не жаловался, а он давно все понял… Слава Богу, слава Богу, что он теперь будет далеко от нее. Мне было ее даже жалко. Конечно, это уже почти клинический случай. А ведь когда в свое время я вернулась к ней, все эти советские страсти как будто были забыты, слишком трудно было жить, мне казалось, она что-то поняла и пришла в норму, но сейчас, когда у нее нет материальных забот и проблем… Что это? Такая неизбывная обида на новую жизнь? Или же попросту глупость? Я давно поняла, что моя мать не самая умная женщина, но сейчас это переходит все границы.

Я села за руль, меня трясло.

– Олеська, что, Надежда Львовна достала?

– Не то слово! Лер, умоляю, давай больше о ней ни слова! И мне надо выпить!

– Ты же за рулем!

– Я чуть-чуть! Ну, как дела?

– Да у меня-то нормально, а вот ты… Да, пока не забыла! Я тут общалась с Розой…

– И я пока не забыла! Он мне оставил сообщение на автоответчике, просит обязательно ему позвонить. Зачем, не знаешь?

– Догадываюсь, – таинственно улыбнулась Лерка. – Он узнал, что ты выходишь за Миклашевича и чуть не грохнулся в обморок от огорчения.

– Господи, откуда он-то узнал?

– От меня, откуда же… Я нарочно ему сказала.

– Лерка, зачем?

– Я не верю в изменившегося Миклашевича, я слишком хорошо помню все твои страдания…

– И по-твоему Роза может тут что-то поделать?

– Запросто. Он же тебе нравится.

– И что?

– Закрути с ним роман, пока не наделала глупостей.

– А закрутить с ним роман это не глупость? Он же зайчик, ручной зайчик у своей Арины, и боится ее до смерти. Под кровать полез, никогда не забуду его голый зад…

Лерка расхохоталась.

– Что, зад был так прекрасен?

– Самый обычный зад, ничего выдающегося. Кстати, надо бы подарить Арине мысль сделать ему на заду татуировку в виде курочки!

– А там ее пока нет?

– Скоро будет!

– Олеська, ты так это говоришь… Он тебе нравится.

– Плюсквамперфект.

– Это что?

– Давно прошедшее время.