Два жениха и один под кроватью

Ночью накануне свадьбы отвергнутый брат взял большой нож, которым кухарка резала хлеб, и, пробравшись в спальню Илайи, пронзил клинком его сердце. Предатель решил прийти в венчальный храм и, назвавшись именем брата, жениться на его невесте. Близнецы ведь были на одно лицо и никто не смог бы их различить, если бы Илайя не носил приметный перстень на левой руке.

Совершив своё чёрное дело, коварный убийца попытался снять приметное кольцо — но не тут-то было. Оно словно вросло в палец! Не долго думая, убийца отрезал кисть руки, разрубил её на части, снял кольцо, а саму руку сжёг.

Илайю же закопал под кустом жасмина во дворе.

Утром, назвавшись именем брата, убийца вошёл в храм, чтобы взять в жёны чужую невесту. И как только молодые произнесли слова брачной клятвы, двери храма отворились и гостей пронзил ледяной холод.

Это мёртвый Илайя прибежал к своей невесте. «Что ты сделал, брат мой? — вскричал он, но никто его не услышал. — Отдай мне мою руку, убийца!»

Испуганные гости переглядывались между собой, ничего не понимая, а невеста вдруг схватилась рукой за сердце, вскрикнула — и в тот же миг умерла. Это она увидела капли крови, которые появились на полу из ниоткуда, и поняла, что произошло.

(Даже не спрашивайте у меня, где тут логика. Легенду придумывали восьмилетки, чтобы напугать своих ровесников, в те времена у нас с Бредом была своя, не подвластная чужому уму логика).

…А Кровавый Жених с тех времён всё ходит вокруг венчального храма, ищет свою невесту и украденную братом руку. Так что берегись встретить его тёмной ночью! Он вмиг отрубит тебе руку, а сердце съест.

Зачем Илайе есть сердца своих жертв, я не могла понять, но Бред настаивал, говорил, что так ещё зловещее, ну мы и оставили легенду такой.

За четырнадцать лет моей жизни в БИА, два из которых я была наставницей, история обросла подробностями, Илайя стал более жестоким, безымянный брат покровожаднел — в прошлогодней версии он убил не только брата, но и всю семью, чтобы никто не смог уличить его во лжи. Но всё это только шло на пользу моим «обязательствам непреодолимой силы».

Ибо в студенты с того года, как я появилась в академии, посвящали не только боевиков, но вообще всех новичков БИА. Что шло вразрез с личным указом ректора. А всё из-за того, что в самый первый раз мы с Бредом немного перестарались — говорю же, в детстве со мной это частенько случалось — и нечаянно «посвятили» не только учеников, но и весь преподавательский состав.

Сражаясь с кровавым призраком, который посреди ночи появился в его переговорном зеркале и замогильным голосом, потребовал: «Отдай мою руку, смертный!» — нурэ Гоидрих обрушил кусок замковой стены, боевики-старшекурсники (они же бывшие орки) устроили пожар в общежитии, некромант со второго курса ненароком поднял соседнее кладбище, а бедняга конюх, у которого с рождения рабочей была только одна рука, едва не поседел.

Но если забыть о досадных мелочах, включавших в себя запрет ректора на проведение любых видов посвящения в студенты, я чувствовала себя прекрасно. Ну правда! Он ещё четырнадцать лет назад наложил табу на этот «пережиток прошлого». Помню, на всю академию орал, как оглашенный:

— Развели бардак на боевом факультете! Не лучшие маги империи, а бабки-шептухи какие-то! Узнаю, чьих рук дело было — до выпуска заставлю картошку на кухне чистить!

Узнает он, как же… Будем адекватно оценивать собственные силы. Если нуре Гоидрих не поймал меня восьмилетнюю, то и четырнадцать лет спустя вряд ли сможет со мной справиться.

В последние выходные сентября всё было готово.

Рогль вернулся из разведки с куриной ножкой в зубах и обрадовал: