Читаем Два злобных изма: пинкертонизм и анархизм полностью

Приехав в Уоллес (Айдахо), главный город округа Кёр-д’Ален, я встретился с сотрудниками ассоциации владельцев шахт, в том числе с главой ассоциации мистером Джоном Хейзом Хаммондом и её секретарём мистером Джоном А. Финчем. Мне посоветовали поселиться в растущем шахтёрском лагере Джем, что в четырёх милях от Уоллеса. Он считался самым опасным лагерем в Кёр-д’Алене.

Я работал на шахте в Джеме за плату в три доллара пятьдесят центов за смену и через две недели вступил в профсоюз шахтёров Джема, это было отделение материнского профсоюза в Бьютте (Монтана). Разумеется, я должен был на крови присягнуть «Молли Магуайр» и умереть за благородный орден, а если я стану предателем и выдам его тайны, смерть да будет мне наградой.

Через два месяца меня выбрали секретарём-регистратором профсоюза в Джеме. Тогда я уволился и стал помощником рьяного анархиста Джорджа А. Петтибоуна, который был финансовым секретарём профсоюза в Джеме и одним из руководителей Центрального профсоюза шахтёров Кёр-д’Алена, охватывавшего лагеря Бёрк, Джем, Уорднер и Маллен.

Мне нечего было делать, только пить и изучать анархию вблизи. Моё сочувствие к профсоюзам рабочих испарилось, и я решил остаться и посмотреть, как закончится война.

Мой приятель Джордж А. Петтибоун был мировым судьёй в Джеме и мстил штрейкбрехерам.

Зимой я вынужден был помогать втаптывать в грязь Конституцию США. Мы собирали штрейкбрехеров и уводили их вдоль каньона за пределы города Бёрка, изгоняя в Монтану. В группе бывало по полдесятка человек. Их вытаскивали из домов, иногда с рыдающими жёнами и детьми, просящими о пощаде. Их вели по улицам Джема и оплёвывали под грохот кастрюль и звон колокольчиков. Это было предупреждение всем, у кого будет мужество критиковать благородный профсоюз или отказываться платить членские взносы.

За пределами Бёрка этим полуодетым гражданам – кое-то из них сражался в армии Союза – сказали убираться в Монтану и не возвращаться под угрозой смерти, а для разбега выстрелили над их головами. Зимой в горном хребте Биттеррут глубина снега – от четырёх до двадцати футов, и вы можете себе представить, что перенесли эти штрейкбрехеры, когда брели тридцать миль без еды и убежища до ближайшего поселения, Томпсон-Фолса.

Затем газеты Анаконды и Бьютта выпустили хвалебные статьи о том, как митинг в Джеме заклеймил этих нежелательных граждан и выгнал их из штата.

 Этот тип анархии царил всю зиму, и моя техасская кровь доходила до точки кипения, но я притворялся, что мне это нравится.

В конце весны по всему Кёр-д’Алену была объявлена забастовка. Вскоре после этого ассоциация владельцев шахт начала привозить шахтёров, которые не входили в профсоюз, целыми поездами. Началась война со штрейкбрехерами, но настоящая война разразилась 4 июля 1892 года.

Все шахтёры округа Кёр-д’Ален встретились в Джеме, вооружённые до зубов, с намерением начать революцию, которая, как они надеялись, охватит весь Запад. Я писал отчёты для ассоциации владельцев шахт, поэтому перед восстанием большинство владельцев на поезде уехали из Уоллеса в Спокан (Вашингтон).

Утром в день восстания я должен был пережить сцену убийства брата Пифийского рыцаря, который был охранником из Детективного агентства Тиля, его застрелили в сердце. Вокруг шахт Джема и Фриско началась война тысячи вооружённых рабочих из профсоюза против трехсот вооружённых охранников и рабочих не из профсоюза. Из Бьютта (Монтана) для участия в революции прибыла делегация боевиков под руководством Питера Брина и Далласа, секретаря материнского профсоюза.

Короче говоря, в день большого кровопролития я был разоблачён как шпион Пинкертона и приговорён к сожжению у столба в назидание другим предателям. Чёрный Джек Гриффит, который помогал взорвать двух владельцев шахты в Тускароре (Невада), узнал меня как известного пинкертоновца Чарльза Леона.

После того, как фабрику Фриско взорвали динамитов, и много людей погибло и было ранено, было схвачено сто человек, и мне сообщили, что меня собираются сжечь.

Не собираясь участвовать в этом жестоком деле, я прижал винчестер и старый ковбойский кольт 45-го калибра поближе к груди и взбунтовался в одиночку.

В двухэтажном доме в Джеме я проделал дыру в полу и спустился к матушке-земле. Когда толпа во главе с Далласом взломала дверь и вошла, чтобы получить жирного телёнка для бойни, я крался под досками тротуара, под ногами толпы. Я прополз сто футов до выхода и рванулся к свободе. Мимо моей груди просвистела пуля, и я прыгнул в поток пенящейся воды, которая текла по деревянному жёлобу под высокой железнодорожной насыпью. Пробравшись по этому жёлобу, я пробежал семьдесят ярдов и встретил мистера Джона Монихана, управляющего шахтой Джема, с которым было сто тридцать вооружённых человек.

Война продолжилась, но наконец мистер Монихан со своей небольшой армией сдался. Тогда я и молодой герой по имени Фрэнк Старк, который умолял меня взять его с собой, скрылись в окрестностях.

На нашей дороге к свободе стояли четыре профсоюзных охранника. Они чуть не сломали себе шеи, катясь по горному склону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное