Читаем Двадцать дней без войны полностью

– Оттуда налево – к соседям, а направо – к нам. Пока соседи колебались, могут ли принять, мы забрали все направо – к себе. Объяснили, что у нас теплей! Дольше можно на станках под открытым небом работать, прежде чем крышами накроем. – Он довольно усмехнулся, как человек, тогда, прошлой осенью, удачно перехитривший кого-то. – Понял из ваших очерков, что вы там, в Сталинграде, были на заводах, на Тракторном и «Красном Октябре». Так?

– Был.

– А сегодня у нас побудете. Есть у нас завод, на котором выпускаем мины для «катюш». Выдал две тысячи шестьсот мин сверх годового плана. Там через час начнется митинг, попросим вас поехать рассказать о Сталинграде. Выступите вы и Герой Советского Союза сержант Турдыев. Он здешний, у него на этом заводе жена и сын работают. Не слышали о нем в Сталинграде?

– Слышал, – сказал Лопатин, вспомнив фамилию разведчика-узбека, считавшегося погибшим. – Значит, он не погиб?

– Не погиб. Отдыхает здесь после госпиталя. Он по-узбекски расскажет, а вы по-русски. Хоп?

– Турдыев и по-русски неплохо рассказывает, – сказал молчавший до этого Сергей Андреевич.

– Может и по-русски. Это у него еще интересней получается, – усмехнулся Юсупов. – Он первый герой-узбек, который к нам после госпиталя приехал, – мы обедать не пошли, ждали, когда его прямо с поезда сюда привезут. Сидел на вашем месте и рассказывал нам, как в Сталинграде «языков» таскал. Такой же здоровый, похожий на меня. Только с большими усами. – Юсупов показал, какие усы у этого Турдыева. – Не только немца – буйвола может на спине притащить. Спрашиваю, как ты, Турдыев, там, во взводе разведки, – один узбек, все остальные русские, как с ними жил? Отвечает: «Хорошо жил. Узбек – узбек поругается, уже война кончится – помнить будет! Русский – узбек поругается, пять минут прошло, говорит: «Юлдаш, закуривай», – уже все забыл! Русский человек хороший», говорит. Спрашиваю: какая у тебя там работа была, в разведке? Тяжелая? «Очень тяжелая, – говорит. – Восемьдесят – сто килограмм – очень тяжелая». Я сначала не понял, почему восемьдесят – сто килограмм? Объясняет: «Иногда, бывает, такой тяжелый попадается, волокешь язык – тяжелый язык!»

Юсупов рассмеялся, и, когда он рассмеялся, Лопатин увидел, какие у него набрякшие подглазья. Забавное воспоминание было всего-навсего минутой отдыха среди бессонной, невпроворот, работы. Его лежавшие на полированном гладком столе большие рабочие руки тоже показались Лопатину в это мгновение усталыми, отдыхающими. И он вспомнил, что этот человек, ставший секретарем ЦК, в молодости был грузчиком на хлопковом заводе и таскал на своей широкой спине шестипудовые мешки. Когда-то начинал жизнь с этого.

– Сегодня утром были ваши товарищи с киностудии, просили лес для постройки декораций. Но мы им столько леса, чтоб Сталинград построить, дать не можем.

– Да этого и не нужно, – сказал Лопатин. – Только два блиндажа надо построить, чтобы было правдоподобно.

– Вижу, плохой вы дипломат, – улыбнулся Юсупов, – Подводите своих товарищей! Но немного леса все равно дадим, раз обещали… Отсюда послезавтра на Кавказ?

– Да.

– Недавно наша делегация с подарками туда ездила. Там старый наш земляк армией командует.

– Я знаю, Ефимов, – сказал Лопатин.

– Правильно, Ефимов. Откуда знаете?

– В начале войны был у него в Одессе.

– А здесь не бывали?

– Нет.

– Жаль. Его здесь до войны тоже интересно было видеть. Много лет здесь служил. Каждый наш обычай знал. Мог с красноармейцем на его языке говорить – с узбеком, с киргизом тоже, с туркменом тоже. По-таджикски не говорил, правда, но понимал. Один раз спросил его: «Иван Петрович, откуда время берете – столько всего понимать?» Ответил мне: «Обязан все понимать по долгу службы». Неправду о себе сказал – не только по долгу службы! Очень умный, очень партийный человек. Не все так хорошо, как он, понимают! Принимал нашу делегацию у себя в армии, спросил у них, как здоровье, как доехали, сначала по-русски, потом по-узбекски. Думаете, этого не знают? Уже в каждом кишлаке знают! Когда посылали подарки, советовались со стариками, что послать. Кишмиш, урюк послали, кисеты женщины сшили из хан-атласа. А Ивану Петровичу несколько дынь послали зимних, хорезмских. Он дыни любит. Поспорили со стариками из-за халатов. Мы говорим: зачем на фронте халаты? А они говорят: как мы без халатов поедем? И оказались правы. Привезли сто халатов. Иван Петрович вызвал из частей снайперов и роздал им халаты. Там, на Кавказе, полушубков нет, а снег есть. Снайперы укоротили халаты и под шинели поддели. Передайте, если увидите, Ивану Петровичу салям! От Усмана Юсупова.

На столе зазвонил телефон, и Юсупов поднял трубку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина)

Четыре шага
Четыре шага

«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией «Живые и мертвые», я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами.Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее «Четыре шага». А начатое в ней повествование продолжил и закончил еще двумя повестями («Двадцать дней без войны» и «Мы не увидимся с тобой…»).Так сложился этот роман в трех повестях «Так называемая личная жизнь», который я предлагаю вниманию читателей.»Константин Симонов

Константин Михайлович Симонов

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное
Двадцать дней без войны
Двадцать дней без войны

«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией «Живые и мертвые», я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами.Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее «Четыре шага». А начатое в ней повествование продолжил и закончил еще двумя повестями («Двадцать дней без войны» и «Мы не увидимся с тобой…»).Так сложился этот роман в трех повестях «Так называемая личная жизнь», который я предлагаю вниманию читателей.»Константин Симонов

Константин Михайлович Симонов

Проза о войне
Мы не увидимся с тобой...
Мы не увидимся с тобой...

«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией «Живые и мертвые», я задумал еще одну книгу – из записок Лопатина, – книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами.Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее «Четыре шага». А начатое в ней повествование продолжил и закончил еще двумя повестями («Двадцать дней без войны» и «Мы не увидимся с тобой…»).Так сложился этот роман в трех повестях «Так называемая личная жизнь», который я предлагаю вниманию читателей.»Константин Симонов

Константин Михайлович Симонов

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне