Двадцать кубов счастья

Снова начались хождения по клиникам и больницам. Мы задавали вопросы, пытались хоть что-то узнать про терапию. Но все без исключения – наш участковый инфекционист, знакомые начмеды, главврачи и прочие доктора, которые хоть как-то могли нам помочь или что-то рассказать, – в один голос утверждали, что ничего не слышали о программе. Тогда мы начали искать ответы среди больших людей, решавших судьбы таких, как я.

В те времена отношения с братом были особенно натянутыми. Мы виделись редко и практически не общались. Но госпрограмма и возможность избавиться от недуга объединили нас, и мы начали вместе окучивать кабинеты шишек. Как-то мы вдвоем ждали приема у одного очень важного и весомого профессора, который рулил серьезные вопросы и был тесно связан с министерством здравоохранения нашего региона. Также профессор курировал отделение в инфекционной больнице, где лечили пациентов с гепатитом А и Б. Мы были уверены, что сей благородный муж связан с нужными медицинскими структурами, поскольку его послужной список, который мы нашли в интернете, без сомнения, указывал на это. И вот, мы в его обители: заходим в просторный кабинет и заявляем, что слышали о государственной программе, о бесплатном лечении гепатита С, и просим помочь нам получить его! Вот чудики! Но кто мы такие, чтобы вообще появляться у его порога?! В итоге профессор рассказал нам, что терапия действительно есть, что гепс реально лечится благодаря сильным медикаментам класса пегилированных интерферонов, таких как «Пегасис»14 или «ПегИнтрон»15 в комбинации с «Рибавирином»16. Конечно, вылечиться – не означает полностью избавиться от вируса (хотя и такое реально), но заблокировать его можно. После лечения инфицированный пациент классифицируется как носитель. Хотя, носитель вируса при таком заболевании – понятие растяжимое. Можно сказать так: вирус в организме присутствует, но он находится под колпаком, то есть не активен, его нет в крови, и он никак не влияет на здоровье человека. По крайней мере, так нам рассказали. Но оставим детали, о них позже. После задушевного разговора, на протяжении которого клятвенник Гиппократа с понимающим видом пичкал нас добрыми советами о том, как дальше жить, мы с братом были тактично посланы домой. Ссылаясь на то, что его подразделение не принимает участие в определении везунчиков и в распределении медикаментов, профессор, провожая нас, наконец, облегченно выдохнул и распрощался. Так перед нами захлопнулась очередная дверь.

Нас всякий раз посылали. В итоге, после многочисленных отказов, возникло ощущение собственной беспомощности перед системой, пришло осознание бессмысленности всей этой борьбы. Я уверен, что многие знали об этой программе, но никто о ней не говорил. Для наших спасителей мы с братом были лишь двумя подстрявшими на всю жизнь больными неудачниками. Это ситуация, где победой и не пахло, к сожалению, сыграла свою негативную роль.

Несмотря на совместные походы и попытки добиться терапии, отношения с братом усложнялись. Из-за отсутствия результата, он стал пить еще больше. Я частенько ездил к нему и пытался привести в чувства. Но и это не помогало. Мы вновь отдалились, стали чаще конфликтовать, а после все реже и реже видеться. Я уже окончательно не мог на него повлиять, а ему было плевать на всех, кто окружал его. Брат постепенно осознанно начал хоронить себя. Он сдался. Помню, как однажды, когда мы вдвоем гуляли по лесу, я пытался донести до него, что не все еще кончено, просто нужно взять себя в руки и двигаться вперед, и тогда мы добьемся лечения, все образуется и будет хорошо. Тогда он смеялся мне прямо в лицо. Ты ничего не сможешь сделать, потому что эту систему не победить, говорил он. Твоя цель – это миф, – так издевательски реагировал брат на мои призывы. В итоге, я стал презирать его. За безрассудство, за его поступки, за то, что он прекрасно знал о последствиях каждого своего действия и ничего не менял.

Было больно. Больно за брата, от осознания своей беспомощности, от всего того, что свалилось на нашу семью за последние годы.

***