Двадцать лет до рассвета (СИ)

Эотас обычно радуется, когда Вайдвен соглашается нести ответственность за себя, но в этот раз солнечное тепло почти не ощутимо за болезненно-острым отзвуком боли. Сколько они вместе, а до сих пор Эотасу приходится переламывать себя по новой, адаптируясь под своего носителя и перерассчитывая погрешность, чтобы влияние Вайдвена не исказило его решения.

Быть может, я могу показать тебе, что видят эти люди.

— Ни хрена они за твоим светом не видят, — говорит Вайдвен. Очень уж красивый он, эотасов свет. Чарует своим ослепительным сиянием, манит обещанным искуплением, обнимает всепрощающей любовью. Никто и не хочет видеть теней в слепящем ореоле Божественного Короля.

Ты замечаешь лишь отражения себя в их душах, спокойно отвечает Эотас, я же прошу вглядеться в их собственный огонь.

Вайдвен порывается огрызнуться в ответ — я не желаю вести их на верную смерть, а ты обвиняешь меня в себялюбии? — но беззащитно-мягкое сияние зари заставляет его смолчать. Солнечные лучи осторожно касаются его души: вовсе нет, друг, но ты обманываешься собственными сомнениями. Позволь мне показать тебе, безмолвно просит заря. И мягко указывает Вайдвену на стража, незаметно оказавшегося поблизости.

Охранник склоняется в почтительном поклоне.

— У вас просят аудиенции, ваша светлость.

— Кто? — Вайдвен разворачивается, направляясь в сторону тронного зала. Страж все так же почтительно, но уверенно держится рядом.

— Ваша светлость, эта женщина совершила немало преступлений против закона. Она не сопротивлялась аресту, но настаивала на аудиенции, и командир стражи принял решение оповестить вас. Возможно, вам не стоит тратить на это время.

Вайдвен внимательно меряет его взглядом. Похоже, тот действительно не скрывает никаких дурных намерений — всего лишь тревожится о своем короле и злится, что старший страж отправил его с подобным поручением вместо того, чтобы попросту бросить девку в тюрьму и оставить дознавателям. Разве достойно Божественного Короля даровать аудиенцию ворам и убийцам?

— Сопроводите ее в тронный зал и освободите из-под стражи, — велит Вайдвен, и Эотас ясно сияет, безмолвно вторя его словам. — Обо мне беспокоиться не стоит.

Человеческие глаза Вайдвена видят обыкновенную женщину, преклонившую колено перед солнечным троном. Может быть, слишком сытую для голодных лет Редсераса; слишком крепко сложенную — привыкшую к дракам, а не крестьянской работе; в удивительно ладной одежде даже для столичных горожан.

— Я Кэтис, — коротко говорит она, не поднимая головы. — Я пришла предложить тебе своих людей и свой клинок.

— Я ПОМНЮ ТЕБЯ.

Не Вайдвен, нет, — лучи солнца. В памяти Эотаса каждая людская душа отличается от другой; для него не составляет труда запомнить сотни людей на площади, это Вайдвен всё забывает. Эотас сопровождает каждого от рождения до перерождения, он знает все до единой души Эоры, и Кэтис, пять лет назад ускользнувшая от виселицы только благодаря своевременной взятке чиновнику, вместо нее отправившего на смерть невиновного, — не исключение.

— Я ПОМНЮ ТЕБЯ, — говорит Вайдвен вместе с зарей. — ТЫ БЫЛА НА ПЛОЩАДИ, КОГДА НАЧАЛОСЬ ВОССТАНИЕ. Я НАДЕЯЛСЯ ОДНАЖДЫ ПОБЛАГОДАРИТЬ ТЕБЯ ЛИЧНО ЗА ПОМОЩЬ, КОТОРУЮ ТЫ ОКАЗАЛА ЛЮДЯМ РЕДСЕРАСА. СПАСИБО, КЭТИС. МНОГИЕ НЕВИННЫЕ ЛЮДИ ОБЯЗАНЫ ТЕБЕ ЖИЗНЬЮ.

Она недоверчиво вскидывает голову, чтобы встретиться с ним взглядом, но совсем забывает, что перед ней пророк Сияющего Бога — запоздало вскидывает руку, чтобы заслониться от невыносимого света… а потом вдруг осознает, что этот свет вовсе не слепит и не жжется.

— Ты знаешь, — почти беззвучно говорит Кэтис. Вайдвен кивает: знаю.

И про головорезов, во время восстания выследивших аэдирских командующих обороной города. И про повешенных вдоль тракта грабителей обозов с зерном, которых куда проще было выследить своим же прежним союзникам, нежели людям короля. И про случайно оказавшиеся на столе командира стражи документы, указывающие на причастность скейнитов к заговору.

Вайдвен не понимает, почему в душе Кэтис так быстро разрастается черный, как глаза Чучела, отчаянный страх. И почему так ярко в нем пляшет крохотный огонек надежды, до последнего не желающий сдаваться под напором тьмы.

Всего на одно мгновение Эотас вспоминает другую душу, в которой наблюдал нечто схожее совсем недавно, кажется, всего один рассвет назад, и Вайдвен вздрагивает, вглядевшись в осколок божественной памяти. Следующие его слова слышит только Кэтис: прочим они ни к чему.

— КАЖДЫЙ ДОСТОИН ИСКУПЛЕНИЯ. — Солнечные лучи заслоняют ее от теней, небесным золотом сверкая в ее рыжих волосах. — Даже такие, как мы.

Кэтис выглядит так, будто хочет рассмеяться над дурной шуткой, но почему-то у нее не получается.

— Разве мое искупление может покрыть мою вину?

Смех зари переливается золотыми искрами; ее лучи сплетаются в солнечный венок на голове Кэтис. Вайдвен знает, почему Эотас смеется, и не может не улыбнуться сам.

— РАЗВЕ ОТ МОЕГО ОТВЕТА ЗАВИСИТ ТВОЕ РЕШЕНИЕ?