Двадцать лет спустя. Часть 2

Мазарини задумался.

— Для изменника, монсеньер, ваше предложение было бы как нельзя более на руку; все можно было бы объяснить случайным нападением.

Мазарини вздрогнул; но он рассудил, что человек, собирающийся предать, не станет предупреждать об этом.

— Потому-то, — живо ответил он, — я и доверяюсь не первому встречному, а избрал себе в проводники именно вас.

— Так вы не едете вместе с королевой?

— Нет, — сказал Мазарини.

— Значит, позже.

— Нет, — снова ответил Мазарини.

А! — сказал д’Артаньян, начиная понимать.

— Да, у меня свои планы: уезжая вместе с королевой, я только увеличиваю опасность ее положения; если я уеду после королевы, ее отъезд угрожает мне большими опасностями. К тому же, когда королевская семья очутится вне опасности, обо мне могут позабыть: великие мира сего неблагодарны.

— Это правда, — сказал д’Артаньян, невольно бросая взгляд на алмаз королевы, блестевший на руке Мазарини.

Мазарини заметил этот взгляд и тихонько повернул свой перстень алмазом вниз.

— И я хочу, — прибавил Мазарини с тонкой улыбкой, — помешать им быть неблагодарными в отношении меня.

— Закон христианского милосердия, — сказал д’Артаньян, — предписывает нам не вводить ближнего в соблазн.

— Вот именно потому я и хочу уехать раньше их, — добавил Мазарини.

Д’Артаньян улыбнулся: он слишком хорошо знал итальянское лукавство.

Мазарини заметил его улыбку и воспользовался моментом.

— Итак, вы начнете с того, что поможете мне выбраться из Парижа, не так ли, дорогой д’Артаньян?

— Трудная задача, монсеньер! — сказал д’Артаньян, принимая свой прежний серьезный вид.

— Но, — сказал Мазарини, внимательно следя за каждым движением лица д’Артаньяна, — вы не делали таких оговорок, когда дело шло о короле и королеве.

— Король и королева — мои повелители, монсеньер, — ответил мушкетер. — Моя жизнь принадлежит им. Если они ее требуют, мне нечего возразить.

«Это правда, — пробормотал Мазарини. — Твоя жизнь мне не принадлежит, и мне следует купить ее у тебя, не так ли?»

И с глубоким вздохом он начал поворачивать перстень алмазом наружу.

Д’Артаньян улыбнулся.

Эти два человека сходились в одном — в лукавстве. Если бы они так же сходились в мужестве, один под руководством другого совершил бы великие дела.

— Вы, конечно, понимаете, — сказал Мазарини, — что если я требую от вас этой услуги, то собираюсь и — отблагодарить за нее.

— Только собираетесь, ваше преосвященство? — спросил д’Артаньян.

— Смотрите, любезный д’Артаньян, — сказал Мазарини, снимая перстень с пальца, — вот алмаз, который был когда-то вашим. Справедливость требует, чтобы я его вам вернул: возьмите его, умоляю.

Д’Артаньян не заставил Мазарини повторять; он взял перстень, посмотрел, прежний ли в нем камень, и, убедившись в чистоте его воды, надел его себе на палец с несказанным удовольствием.

— Я очень дорожил им, — сказал Мазарини, провожая камень взглядом, — но все равно, я отдаю его вам с большой радостью.

— А я, монсеньер, принимаю его с не меньшей радостью. Теперь поговорим о ваших делах. Вы хотите уехать раньше всех?

— Да, хотел бы.

— В котором часу?

— В десять.

— А королева, когда она поедет?

— В полночь.

— Тогда это возможно: сначала я вывезу вас, а затем, когда вы будете вне города, вернусь за королевой.

— Превосходно. Но как же мне выбраться из Парижа?

— Предоставьте это мне.

— Даю вам полную власть, возьмите конвой, какой найдете нужным.

Д’Артаньян покачал головой.

— Мне кажется, это самое надежное средство, — сказал Мазарини.

— Для вас, монсеньер, но не для королевы. Мазарини прикусил губы.

— Тогда как же мы поступим? — спросил он.

— Предоставьте это мне, монсеньер.

— Гм! — сказал Мазарини.

— Предоставьте мне все решать и устраивать…

— Однако же…

— Или ищите себе другого, — прибавил Д’Артаньян, поворачиваясь к нему спиной.

«Зге, — сказал Мазарини про себя, — он, кажется, собирается улизнуть с перстнем».

И он позвал его назад.

— Д’Артаньян, дорогой мой д’Артаньян! — сказал он ласковым голосом.

— Что прикажете, монсеньер?

— Вы отвечаете мне за успех?

— Я не отвечаю ни за что; я сделаю все, что смогу.

— Все, что сможете?

— Да.

— Ну хорошо, я вам вверяюсь.

«Великое счастье!» — подумал д’Артаньян.

— Итак, в половине десятого вы будете здесь?

— Я застану ваше преосвященство готовым?

— Разумеется, я буду готов.

— Итак, решено. Теперь не угодно ли вам, монсеньер, чтобы я повидался с королевой?

— Зачем?

— Я желал бы получить приказание из собственных уст ее величества.

— Она поручила мне передать его вам.

— Но она могла забыть что-нибудь.

— Вы непременно хотите ее видеть?

— Это необходимо, монсеньер.

Мазарини колебался с минуту. Д’Артаньян стоял на своем.

— Ну хорошо, — сказал Мазарини, — я проведу вас к ней, но ни слова о нашем разговоре.

— Все останется между нами, монсеньер, — сказал д’Артаньян.

— Вы клянетесь молчать?

— Я никогда не клянусь. Я говорю «да» или «нет» и держу свое слово как дворянин.

— Я вижу, мне придется слепо на вас положиться.

— Это будет самое лучшее, поверьте мне, монсеньер.

— Идемте, — сказал Мазарини.

Мазарини ввел д’Артаньяна в молельню королевы, затем велел ему обождать.