Показания обоих эхолотов совпадали с показаниями глубиномера. Один из них, с самопишущим устройством, начинает Работать на расстоянии 1000 метров от дна; второй измеряет глубины до 10 000 метров и одновременно показывает расстояние до поверхности. Оба с честью выдержали испытание.
Внезапно — когда до дна оставалось всего 400 метров — Вильм указал мне на стрелку лага: хотя мы не сбрасывали дроби, спуск замедлился. Проверив количество дроби во всех семи бункерах, Вильм сообщает мне, что один из них пуст.
— Нет тока в цепи электромагнита... Поднимаемся! — говорю я, бросив взгляд на амперметр и затем на шкалу лага.
— Предохранитель в порядке,— ворчит Вильм, показывая мне предохранитель соответствующей цепи.— Значит, обрыв в катушке или в питающем кабеле.
На «ФНРС-ІІІ» таких аварий не бывало. Для установления точной причины неисправности пришлось возвращаться в порт, Оказалось, что не выдержала пайка в месте соединения обмотки электромагнита с питающим ее кабелем. Эти соединения, примененные на «Архимеде» для упрощения сборки, оказались ненадежными: очевидно, при вулканизации провод в сальниках натянулся, растянув, разумеется, и пайки, а когда к тому же добавилась деформация под давлением на глубине, пайки не выдержали и лопнули. Хорошо, что слабость этих соединений стала ясна при первых же испытаниях; мы вернулись к более надежным штепсельным разъемам, какие были на «ФНРС-ІІІ».
Наконец 17 ноября «Архимед» смилостивился и без приключений доставил нас на дно на глубине 2400 метров. Глубоководные испытания необходимы прежде всего для проверки работы электрооборудования — двигателей и разъемов, из-за высокого давления погруженных в специальное масло. Каждое погружение преследует какую-нибудь определенную цель; в тот день мы занялись регулировкой прожекторов, положение которых можно было несколько изменять; впрочем, с двумя носовыми прожекторами нам так и не удалось ничего сделать: эффективность их была невелика, и надо было либо увеличивать их мощность, либо перенести их в другое место.
Затем «Архимед» преподнес нам приятный сюрприз: едва мы на пробу включили двигатели, как он буквально ринулся вперед, бодро таща за собой гайдроп, волочившийся по слою осадков симпатичного желтого цвета.
Так мы шли минут двадцать; под нами летело дно, скорость достигала 3 узлов. Поворотный двигатель послушно менял курс батискафа, а при включении двигателя подъема мы начинали медленно всплывать.
Мы провели на дне не более часа, когда «Архимед» напомнил нам, что стадия испытаний еще не пройдена: снова авария, на этот раз отказал контроллер главного двигателя. Пришлось всплывать. Это было наше последнее погружение в том году. В течение долгих зимних месяцев мы устраняли обнаруженные дефекты оборудования и устанавливали приборы для научных исследований. Каждому исследователю требовались приборы для выполнения собственной программы работ, поэтому наряду со стационарным оборудованием на «Архимеде» было предусмотрено и съемное.
Мартэн установил в кабине потенциограф, который фиксировал на ленте изменения шести параметров одновременно (курс, время, температура воды, давление, величина рН, скорость распространения ультразвука), но впоследствии этот прибор — он был все же довольно громоздким — заменили аппаратом системы DIGITAL с записью данных на магнитную ленту.
Был также установлен измеритель скорости течения, которым мы пользовались, когда батискаф ложился на грунт. За бортом батискафа укрепили две стереоскопические фотокамеры с дистанционным управлением; позже добавили еще одну камеру, установленную перед иллюминатором правого борта; таким образом, мы получили возможность фотографировать любой объект в освещенной зоне.
Весьма привлекала нас идея использовать телекамеру, которая позволила бы пилоту видеть на экране все, что происходит за кормой батискафа. Налаживание ее оказалось делом нелегким, и при испытаниях во время пуэрториканской экспедиции мы эту камеру утопили. Успешно использовать телевидение нам удалось только в 1967 году — но об этом ниже.