Я всякий раз испытываю подлинное наслаждение, когда после очередного погружения поднимаюсь на палубу и вдыхаю свежий морской воздух. Кажется — никогда не надышишься им. Еще светло, но видимость не более 100 метров, а море какого-то странного серого цвета. Мы одни, и все же это не сравнить с одиночеством на глубине. Я с удовольствием потягиваюсь — от долгого пребывания в кабине всегда немеют конечности. Обернувшись, с изумлением замечаю чистый алюминиевый блеск наружной обшивки рубки, с которой исчезли всякие следы краски. Вспоминаю желтые частицы, плававшие вокруг нас на дне. Вот, значит, что это было!
Сообщаю о своем открытии Вильму, и тут нам обоим приходит на ум сообщение Жака Пиккара о том, что точно то же самое случилось с «Триестом» во время погружения в котловину Челленджер. Только Пиккар видел не желтые хлопья, а белые. Разрушение краски объясняется сжатием металла под двойным действием холода и давления.
Итак, наш эскорт приближается, и нам остается лишь ждать. При помощи гидравлических затворов блокируем клапаны сброса балласта. Вот в тумане появляется тень, и скоро перед нами вырисовывается контур японского фрегата «Матсу». Я и забыл о том, что он тоже здесь! За ним появляется «Марсель ле Биан»; он останавливается метрах в 20 от «Архимеда», с командного мостика нам машут товарищи. Дальше все идет по порядку: спускаются на воду резиновые лодки, погружаются аквалангисты, заводится буксирный трос, и мы поднимаемся на борт «Марселя ле Биан». С нетерпением хватаю сигарету, которую не спрашивая протягивает мне О'Бирн, едва я поднимаюсь по трапу! Какое наслаждение! Первая затяжка с семи утра.
Прежде чем отправиться под душ, мы составляем телеграммы в Париж, и на борт «Матсу», где представители печати ждут от нас новостей. И вот наконец через час располагаемся в креслах кают-компании и рассказываем о погружении. Нас забрасывают вопросами. Пенится шампанское. Вильм со своей обычной точностью пункт за пунктом докладывает о событиях дня и заключает свой рассказ выводом о том, что «Архимед» готов к эксплуатации. Между тем батискаф уже на буксире у «Марселя ле Биан». Курс на Куширо.
Таким образом, мы завершили испытания «Архимеда». Теперь надлежит приступить к его эксплуатации — к научно-исследовательским погружениям. Мы прибыли в Куширо 17 июля, и через несколько дней батискаф был готов снова идти в море ; неясно было только — кому погружаться. В начале экспедиции мы потеряли много времени, и ситуация теперь сложилась критическая. Первоначально мы предполагали совершить два рабочих погружения. Однако, зафрахтовав грузовое судно для возвращения батискафа во Францию, мы уже не могли продлить срок экспедиции, а между тем времени оставалось только на одно погружение в Курильской впадине. Выбор пилота напрашивался сам собой: пришла очередь О'Бирна. А вот на роль наблюдателя имелись две кандидатуры — профессор Сасаки и господин Делоз, замещавший профессора Переса и представлявший ЦНРС. Прямо хоть жребий бросай!
— А почему бы не отправить с О'Бирном обоих? — предложил вдруг капитан Прижан.
Сначала я принял его слова за шутку. Но, поразмыслив, решил, что в этом нет ничего невозможного. Кабина достаточно просторна. Кислорода хватит. Нашлось и третье сиденье, и место для него. Словом, все устроилось, и оба кандидата пришли в восторг. Мы тогда и не подозревали, насколько плодотворной окажется эта идея капитана Прижана: впоследствии почти во всех погружениях «Архимеда» участвовал третий наблюдатель — Делоз или его помощник Жарри. Не стану утверждать, что третье сиденье было самым удобным в батискафе. Из трех иллюминаторов «Архимеда» центральный — привилегия пилота. Ученый пользуется то одним, то другим из боковых иллюминаторов в зависимости от перемещений батискафа или наблюдаемого объекта. Так что представителю ЦНРС, сиденье которого ставится на месте убирающегося переносного трапа, лучше всего видны спины товарищей. Естественно, что, заинтересованный их восклицаниями, он то и дело встает и заглядывает пилоту через плечо, а тот, столь же естественно, ворчит и ругается.
Зато третий член экипажа снимает с пилота ответственность за измерительные приборы. Их становится все больше, и редкое погружение проходит без предварительного монтажа какого-нибудь нового прибора, который изобретателю не терпится испытать на большой глубине. Все они, разумеется, требуют постоянного внимания. Так, например, измерители рН и скорости хода не снабжены самописцами, за их показаниями приходится следить.