Двадцать один год (СИ)

- Не бойся, я не аврор, - она не удержалась. Он вопросительно на нее поглядел. – Я знаю, что ты участвовал в убийстве семьи Подмор и изнасиловании Пандоры Касл. Я там была и узнала тебя даже под маской и плащом.

Лицо Северуса вытянулось, брови поползли вверх, но он и не испугался вроде, а еще глубже ушел в собственные мысли. Спросил отрешенно:

- Была? Я тебя не видел.

- Я пряталась за кустом. Если бы я выскочила, вы бы меня убили, как убили Нелли. А скажи, Пандора сильно кричала?

Северус покачал головой.

- Нет. Пока не наложили Круциатус – нет. Она только спрашивала, что нам нужно… Зачем мы это делаем, - он коротко и горько рассмеялся. – Ты уже написала на меня заявление в аврорат?

- Нет. Я не выдала тебя Грюму и не собираюсь выдавать потом.

- Но почему? Если в твоих глазах я совершил преступления…

- В моих глазах?! – Лили не выдержала. – То есть, по-твоему, убить целую семью, переглушить их, как рыбу, и участвовать в изнасиловании и пытках – это не преступление?

- Преступление, - согласился Северус. – Поэтому мне и странно, что ты не донесла, если узнала меня в самом деле.

Она вздохнула.

- Наверное, потому же, почему на вас всех не доносит Гэмп. Она ведь знает?

- Догадывается, - он ронял слова вяло, без выражения.

- Я её видела сегодня. Она плакала.

- Ей трудно.

Они опять замолчали оба. Он застыл, глядя в точку на полу. Лили дышала на стекло и вычерчивала пальцем вензеля, сама не замечая, как выходит «Дж. и Л.». Северус наконец поднял глаза, посмотрел на вензель и слегка поежился.

- Тебя Бог накажет, Сев.

- Вероятно, - согласился Северус и сполз с подоконника, собираясь уйти. Лили удержала его за рукав, он снова посмотрел вопросительно.

- Погоди. Нас с тобой тоже рассудит не Визенгамот. После Хогвартса я собираюсь поступать в школу авроров. Мы встретимся с тобой в бою, Сев, и тогда решится, кто же из нас прав.

Он быстро заморгал, покривился.

- Лили, не надо тебе в бой. И вообще в школу авроров не надо. У тебя всегда с ЗоТИ было не очень, и в незнакомой обстановке ты теряешься, с тактикой у тебя тоже совсем плохо…

- Не можешь не унизить меня? – Лили уже не обижалась, так спросила, для порядка. В самом деле, на врагов не обижаются. Обижаются на друзей, с врагами – воюют. Еще год или два – и один из них убьет другого.

- Да при чем тут – унизить?! – он вскипел. – Я тебе позволяю изображать судью, но больше – никто не позволит! Тебя убьют, раздавят, как муху! – он треснул кулаком по подоконнику. Синеватые губы тряслись. – Ты кинешься, как та ваша дура, в самое пекло, и тебя уложат так же, на месте, даже быстрее, потому что она хоть одного противника догадалась вывести из строя, а ты же у нас великая гуманистка и огнем в человека не станешь кидаться, правильно? Тебя же не этому папаша учил?

Лили от души влепила ему пощечину – так что он мотнулся, опершись руками на подоконник. Впилась ногтями в воротник, встряхнула.

- Я клянусь, что в первом же бою, где мы встретимся, убью тебя лично.

Северус отцепил её, легонько оттолкнул.

- Ты не сможешь. Это даже не обсуждается. Просто не лезь, - он зашагал по коридору, Лили догнала, перегородила путь.

- Такие, как ты – оскорбление человечеству, Северус. Я не знаю, как тебя еще носит земля, но мне очень хочется, чтобы это не продолжалось долго, чтобы ты ответил за все, что натворил. Чтобы прочувствовал каждое свое преступление и умер в муках. И мне очень жаль, если не я буду твоим палачом, потому что я виновата, что позволила тебе существовать – такому, как ты есть…

Он с неожиданной силой оттолкнул её, так что Лили с трудом устояла на ногах, и ушел очень быстро. Лили еще долго стояла, тяжело дыша, обхватив себя руками, поглаживая пальцами локти. Она не знала, что её разозлило больше – что он опять усомнился в том, что от нее может быть толк, или что, будучи преступником, смеет так спокойно и нагло разговаривать с честными людьми, без малейших угрызений совести вспоминая подробности содеянного. Её пробрало нервное отвращение и желание покончить с ним, покончить прямо сейчас, на месте, и не быстрой Авадой, а так, чтобы он почувствовал все, что причинял другим. Впрочем, она же не чистокровная фанатичка, и ей негоже так думать. «Но не может же он уйти безнаказанным, не должен уходить, это будет несправедливо. Покарай его, Господи. Покарай этого грешника. Все на свете готова отдать, чтобы он пострадал за свои грехи. Воздай ему по его делам». То была первая молитва, с которой Лили Эванс сознательно обратилась к Богу.

Она внезапно почувствовала себя совершенно обессиленной. Опустилась на подоконник, прижалась плечом к стеклу, похолодевшему от влаги, отрешенно посмотрела на водяную стену. Небо секло росшее внизу голое дерево, точно палач – каторжника, и градины били, как свинчатка на кончике кнута. «Ты станешь таким же деревом, Сев, и тебя судьба будет сечь кнутом со свинчаткой. Ты заслужил это. Но прости меня. Пожалуйста, прости». Она даже не задумалась ,что сегодня он впервые поднял на нее руку.