Двадцать пять дней на планете обезьянн

Большая рыба в прозрачном течении реки. Она еле двигается, и ленивые волны точных усилий холодной достаточностью плывут по ее длинному телу, от головы к хвосту. Кажется, что это небольшая акула — так стремительны ее обводы и уверенность хищника в несложном движении, и знание законов чистой воды. Но это не акула, это семга — длиною в руку. Вы на мосту, а она в реке, и вас разъединяет поверхность — граница двух миров, теплой и холодной крови. Она смотрит на вас, а вы на нее. "Интересно, о чем она думает сейчас?" — думаете вы, хотя прекрасно знаете, что у нее нет мозгов, а у вас удочки. И это отсутствие объединяет вас — рыбу и человека, ленивую семгу в прозрачной воде и праздного прохожего на пыльном мосту.

А может быть она думает, что вы ангел? Ведь вы по ту сторону, и солнце блестит у вас за головой, и откуда ей знать, кто вы есть на самом деле: поверхность — граница миров. Ее — прозрачного и плотного, шумящего струями надежной воды, и вашего — с пылью на твердой земле и с гулом машин за спиной. Но если вы ангел, то добрый — у вас нет удочки и вы еще не бросили камень. Ей с вами повезло. Но выше по течению другой, злой ангел в камуфляже уже поплевал на железные крючья, и ей с ним может не повезти. Откуда ей знать, что вы не ангел, а человек, а тот, другой, не демон, а рыбак? Она не училась в человеческой школе и не знает деления на людей и ангелов, и даже не подозревает, что сама она хоть и семга, но все-таки рыба. А если сорвется с крючка, то будет рассказывать потом, что видела сначала ангела, а позже демона, но другие семги не поверят ей и будут смеяться, размножаясь.

А может быть кто-то из нас, загорая утром пузом кверху, вдруг увидит, как и эта рыба, ангела в высокой синеве? Это возможно, если сильное солнце, а если с утра и с будуна — то почти предопределено. И если это вы, то вы подумаете: "Ангел!", понимая, что ваши миры разделены. Если это добрый ангел, то, скорее всего, вы лишь обгорите в его взгляде… а если нет? Тогда, возможно, он уже приготовил свои железные крючья, и вам ничего не остается, как только перетечь на живот и отвернуться от опасного неба. Нечего пялиться на ангела, даже если вы смельчак с утра и с будуна, и откуда вам знать, что это добрый ангел, и что вас там не называют семгой? Вы же не учились в ангельской школе и никогда не слышали о зеркальном телескопе, и не знаете, что в теряющем синеву и набирающем черноту вечернем, южном небе, подсвеченным уже севшим Солнцем и пока еще одинокой точкой Марса, летящий к гнезду журавль похож на парящего демона ночи. Но если он крикнет, то выдаст себя — ангелы не кричат по пустякам. Словно гриф, терпеливо скользящий над саванной в поисках падали, ангел тоже крутит своим блестящим черепом в поисках… вас, не вас? Счастливого полета!

Строчка — тук-тук…

Расхлебеньте сайты! В компьютер зеркального телескопа влез непрошенный гэвэнэк. О, заешь меня Сиволапый Принтер! Пссс… пссс… конечно же хакер-соплежуй, пссс… обрывочный вирус:

"…Морис снова загорелся желанием и почувствовал прилив новых сил. Белая лучезарная жертва — Жильберта — с запрокинутой головой, с закатившимися глазами, с полуоткрытыми губами тяжело дышала, изнемогая, но вдруг привскочила и воскликнула в ужасе:

— Что это такое?

— Да подожди же ты, — сказал Морис, удерживая ее в объятиях.

Но она вырвалась и одним прыжком ринулась с постели. Забившись за кровать она в ужасе показывала пальцем на фигуру, появившуюся в углу комнаты, между камином и зеркальным шкафом…

— Сударыня, не бойтесь, — произнес нежный голос.

— Кто вы такой?

— Я — ангел, — ответил голос.

— Что?

— Я ангел…

— Да, но какого черта вам здесь надо?

— Вот именно, — вторила голосу своего возлюбленного г-жа дез Обель, — что вам здесь нужно?

Ангел ответил:

— Мужчина, преклони свой слух, женщина, внемли моему голосу. Я открою вам тайну, от которой зависит судьба вселенной. Возмутившись против того, кого вы считаете творцом мира видимого и невидимого, я готовлю восстание ангелов.

— Ах, бросьте это, — сказал Морис, пожимая плечами, — не будете вы восставать против…

Он указал на потолок, не решаясь договорить.

— Разве вы не знаете, что сыны божьи уже восставали однажды и что в небесах разыгралась великая битва?

— Это было давно, — отозвался Морис, натягивая носки…

— …я перечитал все древнееврейские тексты.

— Вы знаете еврейский язык? — воскликнул Морис.

— Это мой родной язык. В раю мы долгое время говорили только на этом языке.

— Так вы еврей? Я, впрочем, должен был догадаться об этом по вашей бестактности…

— Господин Аркадий (среди ангелов Абдиилом), — сказала г-жа дез Обель, — уйдите, пожалуйста. Мне ужасно неловко, что я в рубашке перед двумя мужчинами. Поверьте, я к этому не привыкла.

— Успокойтесь, сударыня, — ответило видение. — Ваше положение не так уж двусмысленно, как вы полагаете. Вы не перед двумя мужчинами, а перед мужчиной и ангелом…

Она окинула незнакомца взором, который, пронизывая темноту, различил с тревогой некий неясный, но достаточно существенный признак, и она спросила:

— Сударь, а это действительно так? Вы правда, ангел?"