Двадцать семь костей

— Черт возьми, — простонал Льюис, садясь. — Аспирин и ром — убойная смесь.

— Похоже, о вас уже позаботились, мистер Льюис, — проговорил Джонни, нагибаясь, чтобы подобрать что-то с пола.

— Что это?

— Хорошо, что вы такой общительный человек. — Джонни передал Льюису нечто, что валялось у него под кроватью. Это был огромный бюстгальтер, как минимум десятого номера. Льюис снова застонал — память вернулась к нему, все события прошлой ночи прокручивались в ускоренном темпе. Самые последние воспоминания были наиболее хаотичными. Эмили Эпп, лежащая на нем. Голая, с закрытыми глазами, ее бледные, похожие на арбузы груди возбужденно вздымаются… Однако он хорошо запомнил все, что произошло в лаймовой роще. Это происшествие буквально отпечаталось у него в голове: все образы, запахи, звуки, даже касание губ девушки с Монтсеррата, которое…

Монтсеррат. Вулкан. Его сон. Неужели он… Нет! Сто тысяч раз нет! Он ничего не почувствовал, твердо убеждал себя Льюис. Идея о том, что с последним выдохом ты забираешь душу человека, абсурдна. Более того, она еще и безумна. Монтсеррат снился ему лишь потому, что он знал, с какого острова приехала та проститутка.

Льюис отхлебнул «Кровавой Мэри Энн», отрыгнул томатный сок.

— Отведи доктора Воглера во внутренний дворик, приготовь для него кофе и скажи, что я буду с минуты на…

— Мистер Льюис.

— …на минуту. Что?

Джонни кивнул в сторону окна спальни. Небо было почти таким же темным, как и во сне Льюиса.

— Немного поздно для сезонного шторма? — спросил Льюис. На Сент-Люке существовала поговорка, которую знал каждый ребенок: июнь — слишком рано; в июле — возможно; если август, то всегда; в сентябре — уже сложно; в октябре — никогда.

— Сейчас самое начало месяца. Говорят, во время октябрьских гроз ветер дует не так уж и сильно, зато дождь льет как из ведра.

— Отведи доктора Воглера в салон, — велел Льюис. — Я сейчас спущусь.

Спортивная куртка из голубой льняной ткани в полоску, бело-голубой галстук-бабочка.

— Боюсь, у нас будет еще один сокращенный сеанс, — проговорил Воглер, многозначительно поглядывая на часы.

— Не беспокойтесь, — отозвался Льюис. — Я не хочу продолжать лечение. Мне следовало бы позвонить вам и отменить курс, но у меня все вылетело из головы во время подготовки к похоронам.

Психоаналитик несколько раз моргнул за толстыми линзами очков в красной черепаховой оправе.

— Должен заметить, мистер Льюис, что это не очень хорошая идея. Вы…

Льюис прервал его:

— Если даже и так, это мое последнее слово. И закончим дискуссию.

Воглер пожал плечами:

— Вам виднее. — Воглер снова посмотрел на часы. Он воспринял эту новость легче, чем ожидал Льюис. — У вас есть еще несколько минут. Не хотите о чем-нибудь поговорить? Все равно вам придется платить.

— Вообще-то я хотел вас кое о чем спросить. Эта мысль пришла мне прошлой ночью. Понимаете, я много думал о Хоки, о том, как легко мы можем все потерять и как ценен каждый день нашей жизни. Поэтому я решил выбросить всю дурь из башки и начать писать роман, который хотел написать… в общем, когда я еще учился в школе.

— Я вас поддерживаю, — пробормотал Воглер.

— У меня уже есть главный герой. Он, то есть она… она совершенно чокнутая, и я не знаю, как называется это заболевание.

— А какие у нее симптомы? — Воглер подумал, что либо Льюис спрашивает совершенно искренне, либо это более изощренная версия ситуации «доктор, у одного моего друга проблема…».

— В том-то и дело, что у нее нет никаких симптомов. За исключением того, что она верит в совершенно безумные вещи… даже не знаю, как вам это сказать. Она считает себя вампиром, верит в призраков или что-то в этом роде… Ладно. Я придумаю что-нибудь пооригинальнее. Скажем так, она верит в некоторые вещи, которые заставляют ее совершать плохие поступки, но совсем не те, которые она совершала бы, находясь в нормальном состоянии.

— У нее бывают галлюцинации?

— Не думаю.

Воглер решил, что вопрос был искренним.

— То, что вы описали, похоже на манию. Такое нечасто встречается в клинических случаях. Это психическое нарушение наподобие шизофрении, но в отличие от шизофрении во время данного заболевания редко отмечаются галлюцинации, психосоциальные функции не нарушаются, а поведение обычно не выходит за рамки нормы, за исключением тех сфер, с которыми связана мания. В то время как при шизофрении подобные нарушения считаются странными, то есть абсолютно невероятными и не имеющими отношения к реальной жизни, для мании они вполне естественны. Довольно замысловатый диагноз. В игру вступают различные факторы, связанные со смешением культур, особенно если мания связана с религиозной и духовной сферами…

— А как насчет… я читал, что были племена, где верили, что душа покидает тело человека с его последним выдохом?