Двадцать семь костей

Когда дело доходило до печенья, то Холли предпочитала раздельное питание. Она брала каждое, съедала верхнюю часть, затем слизывала крем и съедала другую. Она ела медленно, прислушиваясь, чтобы не пропустить тот момент, когда вернется Дон. Как только она услышит шаги на ступеньках, то сразу же спрячет печенье. Иначе пришлось бы делиться, а девочке не стоит есть на ночь сладкое, да еще накануне школьных занятий.

Но вода закипела, чай заварился, с полкоробки печенья исчезло, а Дон все не возвращалась. Холли сняла с гвоздика свой оливковый плащ, натянула чистые пластиковые калоши прямо на тапочки и пошла в сторону крапауда.

Сломанный фонарик Дон валялся на земле рядом с дверью. Холли посветила фонарем вокруг и увидела зонтик, лежавший перевернутым в стороне. Словно во сне, она открыла дверь крапауда, зная, что он будет пустым, и все же стала звать Дон, все громче и громче, пока пустое здание с жестяной крышей не наполнилось ее криками.

Глава двенадцатая

1

Они заставили Пандера нести ребенка. Дождевая вода просачивалась сквозь густую листву и мягко падала на землю большими каплями. Бенни прокладывал путь, за ним следовала Эмили, потом Апгард — он шел боком, наведя на Пандера пистолет спереди, а Фил Эпп держал их на мушке сзади. Пистолет Эппа был направлен в позвоночник Дон, которая сидела на спине у Пандера, обняв его за шею.

В голове у Пандера стучало. Капюшон дождевика спас его голову от открытой раны, но на затылке у него вскочила шишка величиной с яйцо. Не самый плохой признак. За долгую карьеру он получил немало ударов по своей большой лысой голове, которая была, по-видимому, притягательной мишенью для преступников, и усвоил одну важную вещь — чем больше шишка, тем меньше повреждения внутри.

Они взбирались все выше, чаща постепенно редела, и дождь лил все сильнее. Воспользовавшись коротким перерывом перед очередным натиском стихии, Пандер шепнул девочке, что с ней все будет в порядке и он вытащит ее отсюда.

— Я хочу домой, — прошептала она.

— Я тоже, малышка… я тоже.

Но, к своему удивлению, он поймал себя на мысли, что думает о треугольном доме в конце аллеи под тенью тамариндов, а вовсе не о ветхом домишке на заросшем лесом склоне восточного берега Чезапик и Огайо-кэнал.

«Наверное, это правда, когда говорят, что твой дом там, где твое сердце», — подумал он. Пандер представил себе лицо Доусон, ему было интересно, думает ли она о нем сейчас. И стало ли уже известно об исчезновении Дон? Если да, то они быстро найдут полицейскую машину, припаркованную в канаве около ворот. Все, что им нужно сделать, — это достать оттуда микрофон, включить его и рассказать о случившемся. Возможно, поиски уже начались. В таком случае он должен постараться, чтобы они с Дон остались живы до того момента, когда их обнаружат.

Процессия остановилась. Фил отдал Эмили пистолет, снял рюкзак и помог Бенни очистить от кустарника и плюща круглый черный проем диаметром около трех футов у основания каменистого склона.

Бенни включил на своей каске ярко-белую диодную лампу, забрал пистолет у Эмили и первым пополз на животе в туннель, толкая впереди себя рюкзак.

«Ни за что», — подумал Пандер, снимая Дон со своей спины и укачивая ее на руках. Он ни за что не станет этого делать. План родился автоматически. Если он бросит Дон как можно дальше, просто подтолкнет ее изо всех сил, то, даже если он получит пулю, он выиграет для нее время и девочка сможет убежать. Доусон говорила, что лес безопасен, здесь нет диких животных.

— Ты быстро бегаешь? — спросил Пандер, отворачиваясь от остальных, — его лицо было наполовину скрыто капюшоном.

Она кивнула, ее лицо прижалось к его плащу.

— Хорошо. Как только встанешь на землю, беги изо всех сил и не останавливайся.

Бенни? Никаких проблем. Фил, Эмили? Взорвать их, к чертовой матери, без разговоров. Пандер? Какие могут быть вопросы! Он исчезнет вместе с этой троицей, и его подозрения пропадут вместе с ним. А для пущей достоверности он даже может сказать копам, что вспомнил, как встретил Эппов в пятницу ночью, когда они должны были находиться в Пуэрто-Рико.

Но маленькая девочка портила ему все веселье. Пока они поднимались по холму и он оглядывался, направляя свой пистолет на Пандера, он не мог оторвать взгляда от ее глаз, пристально смотревших на него из-за плеча детектива. Почему у него все так отвратительно складывается? — снова спрашивал себя Льюис. Когда-то ему казалось, что все будет очень просто: Хоки умрет, и на этом его проблемы закончатся.

Вместо этого у него появились новые. Он чувствовал себя так, словно продал свою душу за тридцать сребреников. Не то чтобы Льюис верил в существование бессмертной души больше, чем в какое-нибудь хуха или фатамататис Эппов. Возможно, он был просто недостаточно пьян, но эта идея прочно засела у него в голове. Убийство маленькой девочки станет его проклятием. И будет еще долгое время преследовать в ночных кошмарах. По сравнению с этим баран покажется ему маленькой овечкой Мэри.