Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Вошел в биллиардную. — Накурено... Пахнет пивом и грязью. Народу много и сразу видно кругом — «свои». Подождал, походил, прислушался... И вот вижу, как один высокий здоровый парень, отойдя в сторону объясняется с другим. Слышна «музыка»... Значит ясно, что здесь «блат»... Я подождал конца разговора, а затем подошел к одному из них. Сперва недоверие... Тогда я назвал несколько имен с кличками и почти напрямик сказал в чем мое «дело»...

«Щупал» меня мой новый знакомый недолго... Я был более или менее откровенен. — Назвал ему всех, с кем я сидел, — «Федьку Глота», «Ваську-Корову», «Сашу Косого», мелкую шпану, объяснил ему, что мне надо «липу» и «хазу» (Квартиру) — польстил ему, что если б я был из Угрозыска и хотел бы его взять, то не пошел бы на него один на один. Затем влил ему пива, и мы быстро сошлись. После водки он начал «лахмониться» (Хвастаться). Он рассказал мне, что ему опасаться ареста нечего — его уже несколько раз брали, но выпускали, так как у него есть документ, что он больной. В чем дело? «А я», говорит, «как приведут меня, так начинаю «ерзать»-«филонить», (Симулировать) свою падучую разыгрывать... Хлоп об пол... Бьюсь и кричу»... И тут он мне выпалил целую тираду, закончив ее словами — «Кровь заливает! Ура! Белая Церковь взята»...

Я узнал его имя — «Сашка», и после некоторого колебания, он мне сообщил свою кличку — «Водяной». Я рассказал ему, что я читал про него в журнале. Он очень обрадовался, что надул доктора, заинтересовался, и мы стали друзьями. Так я снова вошел в то общество, не вращаясь в котором трудно жить в стране Советов. Через полчаса за нашим столиком сидели «Ванька Прыгун», «Петька Соловей», и мне было в крепкую обещано, что завтра у меня будет «липа», какую я только захочу, и о квартире мне нечего беспокоиться — все их «хазы» к моим услугам. Между прочим они мне сообщили, что «Корова» расстрелян за налет, а «Глот» шестой месяц сидит в «киче». Придя на следующий день, я получил новую «липу» и мне были показаны две «хазы». Много раз я пользовался ими.

Условия были самые, казалось бы, неприемлимые.

Но надо было жить... однако и здесь проглядывал человек. Видна была его душа, его Бог, его порыв и жажда любви. Все эти уголовники жили с проститутками... Настоящими, уличными, без прикрас... Здесь я видел ту любовь, которой можно завидовать. Любовь без границ, без предела... Ту любовь, в которой для женщины весь, единственный, и только один смысл жизни в любимом человеке... Я узнал по рассказам, что одна из «этих» женщин сделала со своим любовником все его красные походы, идя рядом с ним и держась за стремя его седла... На что может вдохновить такая любовь?.. Я утверждаю, что здесь я видел настоящую любовь женщины... Видел ли я любовь мужчины? Не пришлось. Но мне кажется, что если бы кто-нибудь попробовал у «этого» мужчины отнять его женщину, то я увидел бы настоящую любовь зверя...

Но не всегда и формы здесь были не привлекательны. Я встретил здесь девочку лет 18-ти, не проститутку, просто «маруху» (Любовница «блатного»)... Маленькая головка, большие глаза, под ними синяки и одутловатость от беспробудного пьянства. Тонкая, стройная, с душой и размахом... Границ не существовало. Ни в деньгах, ни в любви, ни в загуле, ни в скандале, ни в чем... Это была своего рода знаменитость — «Вера-Ракета»!

Жила она в привилегированном квартале на Жуковской и, за свою доброту и размах была кумиром всей Лиговки...

Часто мне приходилось ночевать в этих «хазах». Подойдешь к двери дома, где сегодня ночевка... Управдом сидит у подъезда... Войти нельзя... Ходишь около... Следишь... А в 12 часов ночи он встанет, внесет стул, закроет перед твоим носом дверь и ты на улице. Пешком через весь город на Лиговку... А там столярный верстак соседа рабочего или комната «Соньки-Воробья», из которой нужно выйти, если придет «гость». — Вот какова теперь, настоящая, без прикрас жизнь «нелегального»...

В поисках клада

Надо было достать «клад». Теперь я был уже спец... По ходу «щупа», я уже мог определить, рыта здесь земля или нет, и, если рыта, то мог даже приблизительно сказать, когда она рыта. Но для работы условия осложнились. Теперь я был не только нелегален, но меня искали, у меня не было квартиры и, выходя к ночи из своего очередного убежища «на работу», я до утра должен был оставаться на улице. Но чем труднее мне давалось какое-нибудь дело, чем больше было препятствий, тем упрямее я шел на него... Деньги были не маленькие, они мне были нужны, и надо было рисковать.

Прежде всего, когда я приехал, я повидал хозяина «клада» и проверил его местонахождение. — Он подтвердил свои прежние показания. Если я нашел один ящик, думал я, значит много вероятий, что второй ящик не миф. И я принялся за «работу».