Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Наконец подошел поезд. Без разговоров, как было условленно, мне был передан билет. Я нашел место, сходил в уборную, сжег там все свои прежние документы, забрался на верхнюю полку, вынул «липовые очки» (Фальшивый паспорт) лег, и начал учить: «Я — уроженец Тюменской губернии, Яренского узда, Николай Петрович Вершинин».

Первый этап был кончен... Но я не закрывал глаза на будущее и знал, что мне предстоять еще много препятствий:

Надо доехать. Надо жить в Петрограде. Надо достать клад. И уйти за границу!..

Я сделал все от себя зависящее, чтобы меня не хватились раньше, чем через четыре дня. — Я отучил своих немногочисленных знакомых ходить ко мне, я никогда не ходил по главной улице и не бывал даже в кинематографе. Но все-таки, я никак не мог быть застрахованным от того, что мне вдогонку пошлют телеграмму о моем аресте. Кажется около Вятки, по поезду прошел контроль с неприятным для меня окриком: «Ваши документы»...

Я подал... Прошло... Значит там еще ничего неизвестно.

Надо было есть. Не очень опасаясь, я вышел на двух-трех станциях. Знакомых в Тюмени у меня было мало и бояться мне было нечего... Но случай все-таки загнал меня опять в вагон. — На одной из станций, я нос к носу, столкнулся с одним из служащих в Тюмени, который знал, что я ссыльный. Быстро поднес я руку к лицу, как бы почесывая глаз, повернул в сторону, в вагон, и опять забрался к себе на верхнюю полку.

Начиналась жизнь, в которой нельзя было страховать себя на пять минут вперед. Ехал я четверо суток. Вот показались знакомые места... Скоро Петроград. Благоразумнее было сойти на одной из ближайших станций. Хотя я знал, что успех таких дел основан на мелочах, но мне все-таки не хотелось останавливаться на них, и я доехал до самого Петрограда. Вылез из вагона, прошел контроль, не взяли... Тогда я сдал свой маленький багаж на хранение и вышел на Николаевскую площадь. — Куда?!..

Жизнь среди «блатных» и проституток

Я знал, что несмотря на то, что я всегда жил в Петрограде, что меня здесь знают, что в Г.П.У. есть мои карточки, мне не страшна уличная слежка. Этот тонкий способ сыска у Г.П.У. поставлен плохо. И кроме того я хорошо изменил свое лицо и костюм. Зато наблюдение за домами, за жильцами у них налажено очень хорошо. В каждом доме есть их агенты, которые обязаны давать все сведения о живущих. — Где служит жилец, чем занимается, на какие средства живет, кто у него бывает и т.п.

Но все-таки, несмотря на страх перед ответственностью, друзья меня приютили. Забавны были приемы. В некоторых случаях я говорил минуты по две с хорошо знакомыми мне людьми и меня не узнавали... Тяжелая была жизнь. Заберешься в квартиру и сидишь не вылезая... Но надо было делать дело и поэтому приходилось выходить.

Надо было освежить свою «липу», то есть подложные документы, достать клад и подготовить побег за границу. Конечно, не будь клада, я никогда бы не бежал в Петроград. Но нужны были деньги, и, казалось, что они в кармане.

В первую очередь мне пришлось обратиться за помощью к уголовникам. Жалею, что я мало знаю Париж и его уголовный мир с его арго. Мне бы хотелось сравнить этот Парижский мир с Петроградским, и я уверен, что Советская Россия, в данном случае, дала бы лучших представителей.

Попасть и быть принятым в это общество, дело не легкое. Оно очень замкнуто и не охотно открывает свои двери для людей не из их среды. Но мои прежние знакомства, знание «музыки» (Воровской жаргон) и умение себя прилично держать, дали мне возможность войти туда и быть «на ты» со многими хорошими людьми.

Как раньше, так и теперь весь уголовный Петроград длился на несколько районов. — Васильеостровский, Коломенский, Новодеревенский и т.д., но всегда самым аристократическим считался Лиговский, включая сюда Обводный канал. Вот здесь я и был принят... Случай меня сразу столкнул с человеком, занимающим видное положение.

В Петрограде выходил журнал — «Суд идет»... Я его изредка читал. Мне запомнилась статья одного доктора, где он описывая дома для испытания уголовных преступников, рассказывает такой случай: он говорит, что высокий, здоровый парень, в припадке падучей, бьется головой о каменный пол и постоянно выкрикивает одни и те же слова: «Кровь заливает!.. Ура! Белая церковь взята»... Он не представляет себе, как может нормальный человек не обращать внимания на страшные удары головой об пол, на неожиданные уколы булавкой и останавливается на вопросах, симулянт это, или действительно несчастный и больной человек.

Вскоре после моего прибытия в Петроград я отправился на Лиговку. Костюм мой был вполне подходящий, только несколько старинный. Высокие, со сборкой, сапоги, шаровары, русская рубаха, фуражка и обязательная принадлежность костюма — «верблюдка» (Пиджак коричневого цвета, верблюжьей шерсти). Уж очень мне было противно одевать нынешние «клош» и матроску. По рассказам я знал те «малины» (Воровские притоны — кабаки) где обыкновенно можно встретить «блатных».