Двадцать три раны Цезаря

«Ну, опять пошли вопросы по кругу, будто ее подучили».

— Да я это, я! — рявкнул Роман, и дверь открылась.

— Рома! — повисла у него на шее Ирина. Голова ее была покрыта платком, из-под которого торчали бигуди.

— Рома!

— Не ори! — шепотом прикрикнул он на нее и вошел в насквозь провонявший коридор, но если принюхаться, то жить можно. Во всяком случае, никто на памяти Уманцева еще не умер. А воняло многослойно, с турбулентным эффектом, стойким запахом собранных в одной квартире двадцати жильцов, не отличающихся чистоплотностью.

Но Уманцеву было не привыкать. Он схватил жену за руку, и они прошмыгнули в свою комнату.

— Рома, — не унималась Ирина.

Уманцев сел на диван. «Так, могли поставить прослушку, когда узнали, что я жив», — заработала система самосохранения. Он поднялся, оттолкнул от себя Ирину, которая от неожиданности даже слова не произнесла, и принялся обследовать комнату. Хорошо, что всего шестнадцать квадратных метров.

«Куда обычно устанавливают прослушивающие устройства? — размышлял Роман, опять-таки вспоминая фильмы. — Люстра, приемник, телевизор, вазы, фотографии на стенах».

Обыскав квартиру, Роман в изнеможении опустился на диван.

— Рома, что случилось? Что с тобой? — боясь приблизиться к нему, причитала Ирина.

Он поманил ее рукой. Она подошла, с тревогой вглядываясь в его лицо.

— Не бойся, я с ума не сошел. Лучше скажи, никто за это время из незнакомых людей по ошибке не заходил к нам в комнату?

Ирина задумалась.

— Нет. Да и кому к нам заходить?

Уманцев откинулся на спинку дивана. Ирина засуетилась.

— Ромочка, я сейчас диван раздвину, а то одна…

— Не суетись, сядь, — притянул ее к себе Роман, и вдруг опять боль. Он не удержался от стона.

— Что? Тебе плохо? Роман закусил губу.

— У нас есть слабительное?

— Что? — с идиотским выражением уставилась на него Ирина.

— Слабительное! — прорычал Роман, корчась от боли.

— Нет, откуда? Я не употребляю.

«А дьявол, если пошлю ее в аптеку, могут узнать. Ведь наверняка оставили наружку», — точно заправский шпион, подумал Роман.

— Ну придумай, чем можно заменить?

— Так я у Клавдии Лаврентьевны сейчас попрошу, — бросилась она к двери.

— Стой! — ухватил ее за край халата Уманцев, валясь на диван. — Только без соседей.

Ирина совершенно растерялась, будучи не в состоянии понять более чем странное поведение мужа.

— А! — тихо взвизгнула она. — Касторка! Для детей покупала.

— Тащи, — прохрипел Роман.

Ирина вынула из шкафчика бутылочку с омерзительным на вкус и запах содержимым и взяла столовую ложку.

Роман, держась за живот, приподнялся, оттолкнул протянутую ложку, схватил бутылочку и, скривившись, выпил. Невероятным усилием подавил рвотный рефлекс.

— Дай чем-нибудь закусить, — прошептал.

Ирина вынула из банки соленый огурец и протянула Роману.

— Объясни! — приступила она к нему.

Уманцев поднялся на ноги и сказал:

— Раздвигай диван.

Она послушно выполнила его команду.

Едва диван был разложен, как Роман повалился на него. Боль немного отпустила. За шкафом заворочался кто-то из детей.

— Мам, — раздался голос дочери.

Роман сделал знак Ирине, чтобы она не говорила о нем.

— Что тебе? — кивком показав, что поняла, ответила Ирина.

— Ты не спишь?

— Сплю!

— А почему свет горит? Я сейчас встану.

— Я тебе встану! Спи! Костика разбудишь, — и она погасила лампу.

Немного посидела на краю, а потом осторожно легла. Наверное, ждала, что Роман первый заговорит с ней, но он молчал, позабыв, что рядом жена. Он думал только о боли и о том, что может с ним произойти.

— Рома, — придвинувшись к нему, шепотом позвала Ирина. — Что случилось? Почему ты приехал так поздно и без вещей? Отчего такая таинственность?

Он не ответил, а уткнулся ей в плечо.

— Потом, потом все расскажу. Устал. Безумно устал…

— Ну спи, — вздохнула Ирина, а сама уставилась в потолок, мысленно перебирая всевозможные варианты завтрашнего разговора с мужем.

Под утро она успокоилась и задремала. «Главное, что Рома вернулся цел и невредим. Даже если квартиру не дадут, обойдемся, что-нибудь придумаем…»

Ее разбудил испуганный шепот Романа:

— Ирка, мне плохо.

— Что?! — переспросила она.

— Плохо!

— А, так, наверное, касторка подействовала.

— Наверное, — перелезая через нее, пробормотал Роман.

— Ну так иди в туалет, чего стоишь? — удивленно глядя на державшегося за живот мужа, спросила она.

— Да какой туалет?! — огрызнулся Роман. — Туда только войдешь, как Сергей Николаевич уже за дверью переминается, а потом барабанить начинает со своими идиотскими прибаутками. Такое чувство, будто он специально следит за жильцами, и только те в туалет, он тут как тут. А если он проворонит, так эта, дворянка в двадцатом поколении, Мария Евграфовна, перед дверью прохаживается или Нинка с детским горшком околачивается. Да и… — не договорил он, — нельзя мне туда.

Ирина, встав с дивана, развела руками.

— Рома, так что же делать? Может, тебе дать горшок Костика? Только уж забыла, где он, — съязвила она.

— Дура! — огрызнулся в ответ Роман. — Дура и все. Ведро неси! Да тихо, — прохрипел он, — детей не разбуди.

Ирина решила было выяснить, что, в конце концов, происходит.