Двадцать три

Я подошел к двери, легонько постучал и окликнул через сетчатую перегородку:

– Мистер Фишер?

Послышался скрип отодвигаемого стула. Через сетку был виден небольшой коридорчик, ведущий в кухню, и вот через несколько секунд в нем возник Уолден. Он медленно подошел к сетчатой двери, распахнул ее.

– О, – сказал он. – Привет.

– Так вы дома, – заметил я. – Как себя чувствуете?

– Словно корову выблевал. Из больницы меня вышибли, сказали, чтоб ехал в Олбани, пусть там меня посмотрят.

– Вы уже вернулись?

– Вообще не ездил, – устало ответил он. – Просто сил нет. Пока что еще не помер. И думаю, что не помру, вот только слабость ужасная.

– Могу я войти?

– А, ну да, конечно. Сидел тут на кухне и смотрел в окно. Я бы предложил вам кофе, но, думаю, это из-за него мне стало худо, так что не стоит.

Я прошел следом за ним на кухню и поинтересовался:

– А врач вас смотрел?

– Какая-то дамочка, да и то на скорую руку. Но там были люди, которым гораздо хуже, чем мне, они практически уже помирали, и она больше занималась ими.

– Но сейчас вам лучше?

Уолден кивнул.

– Да. Утром выпил всего пару глотков кофе, который себе сам и сварил. Наверное, это меня и спасло. Не умею варить кофе, все время какая-то дрянь получается, вот и пить неохота. – Он слабо улыбнулся. – Так что, думаю, скверный кофе спас мне жизнь. Он махнул рукой в сторону раковины, там громоздилась гора немытой посуды, рядом на столике стояла распечатанная коробка с хлопьями. – Извините, не прибрано тут у меня.

– Все нормально.

– В холодильнике есть пиво. Баночка попкорна тоже найдется. Может, лимонадом угостить? Вон там, в картонной упаковке, и водопроводная вода в него попасть никак не могла.

– Ничего не надо, спасибо.

– Как думаете, когда мы снова сможем пить воду из-под крана?

Я покачал головой:

– Понятия не имею. Не возражаете, если присяду?

– Да, конечно, будьте как дома.

Я выдвинул стул и уселся на него. Уолден Фишер сел напротив. На столе лежал несессер с маникюрными принадлежностями. Он взял его, сунул в карман рубашки. Ногти у него были неровные, словно обкусанные. Как-то раз он говорил мне, что нервы за последние несколько лет расшатались, совсем ни к черту. Что и неудивительно.

– А как вы добрались сюда из больницы? – спросил я.

– Виктор меня подвез, – ответил он. – Так вы пришли меня просто проведать или по какому другому делу?

– Мы тут на днях говорили об Оливии, – сказал я. – Хотелось бы продолжить разговор.

– Валяйте, – кивнул он.

– Мы не перестали разыскивать мерзавца, убившего вашу дочь.

Уолден пожал плечами:

– Ну, хорошо, раз вы так говорите.

– Не стану вдаваться в подробности, но временами казалось, я знаю, кто это мог бы быть. И на ум приходили разные личности, в том числе уже сидящие в тюрьме или, возможно, даже умершие.

– К примеру?

– Я ведь уже говорил, не имею права вдаваться в подробности. Но теперь уверенности у меня поубавилось.

– О чем это вы, не пойму?

– Да о том, что это вовсе не тот человек, которого задержали за другое преступление.

Уолден всем телом подался вперед:

– Он что, снова убил?

Я покачал головой:

– Простите. Не могу пока говорить. Я пришел к вам, чтобы как можно больше узнать об Оливии. Расскажите мне о ней.

Уолден откинулся на спинку стула.

– О, она была замечательная. Такая умница. Для меня и Бэт она была всем, буквально всем. Такая девушка всего в жизни могла добиться. Она могла стать знаменитостью, поразить весь мир, если бы ей выпал такой шанс.

– Полностью с вами согласен.

– Оливия никогда не подличала. Не таила на людей обиду. Всегда радовалась, если у кого-то случалось что-то хорошее. Сами знаете, как нынче устроены люди, им не нравится, если кто другой добился успеха. То ли ревность, то ли зависть, сразу и не поймешь. Но она была совсем не такая.

– А выросла она здесь? – спросил я и обвел взглядом кухню.

– Да. Мы с Бэт жили здесь, когда она у нас родилась. Другого дома она и не знала. И когда училась в Теккерее, тоже жила здесь, а не в общежитии. Не было никакого смысла, и потом, жизнь в родном доме обходится куда как дешевле.

– Это уж точно.

– А ее комната наверху сохранилась, – сказал Уолден. – Ничего там не трогал и не менял.

– Правда? – воскликнул я. Кому-то могло показаться, что в моем голосе прозвучало удивление, но это не так. Скорбящие по утрате семьи часто оставляют комнаты умерших в том же виде, как было при их жизни. И им слишком больно заходить туда. Для них прибраться в спальне покойного было равносильно окончательному признанию горькой утраты. Даже если бы эту комнату мог использовать другой член семьи, вряд ли нашелся бы желающий туда перебраться.

– Бэт ничего там не трогала, ну а после ее смерти я тоже решил оставить все как есть.

Я не думал, что осмотр комнаты мог бы хоть чем-то мне помочь. Но все равно взглянуть надо. И я попросил разрешения.

– Конечно, почему нет? – отозвался Уолден. – Только по лестнице подниметесь первым сами, я еще слишком слаб. Может, позже доползу. Это первая дверь налево.

Я быстро поднялся наверх.