Двадцать тысяч королей или гадание по Китайской Книге Перемен

Икона, по всей видимости, принадлежала какой-то христианской секте. То ли эфиопской, то ли копто-сирийской. Об этом свидетельствовали неведомые иероглифы, которыми была усыпана открытка. На ней была изображена сцена распятия Христа. По обе стороны от Спасителя можно было увидеть казненных с Христом разбойников. Вид у них был довольно необычен. Это были юные отроки, которым было не более тринадцати – четырнадцати лет. Обычно в это время юноши становятся полноправными членами общины. В это же время, как правило, начинается их великая жатва. Отроки были помечены астральной символикой, из которой следовало, что один из них являлся Солнцем, другой – Луной. Было непонятно, кем же тогда является Христос? Восточные иероглифы поясняли эзотерический смысл иконы. Передо мной оказалось изображение одной из герметических доктрин раннего христианства, которые редко когда всплывают наружу. Эзотерический аспект линчевания Христа имел астральный контекст и означал распятие Солнца и Луны. Я невольно примерил на себя роль того благоразумного разбойника, которому было позволено быть распятым вместе с Христом лишь для того, чтобы он мог познать Бога.

Надо же было такому случиться, что эта редкая икона предстала предо мной в день солнечного затмения, когда воочию можно увидеть символическую смерть небесных светил. В такие совпадения трудно поверить. Скорее всего, этот подарок был подготовлен Великим Стражем Рима. Так он приветствовал меня. Для этого он избрал свою служку, которой, судя по всему, являлась цыганка. Это он шепнул ей, кому и когда преподнести в дар эту репродукцию. Что бы я узнал его посланницу, он познакомил меня с нею в моем сне. Теперь казалось вполне логичным, что цыганка околачивалась в тот день у собора. Я не знал, была ли посвящена цыганка в таинства реликвий Латеранского собора. Но то был ее храм. Поцелуи цыганки, по всей видимости, означали таинство приобщения к мистериям храма, хранителем которых был Великий Страж Рима.

О таинствах и мистериях не принято говорить. Тем не менее, дар Великого Стража прояснял символику отсеченных голов апостолов Петра и Павла. Они навеивали воспоминания о тех казненных отроках, выступающих символами Солнца и Луны. Очевидно, их жертвоприношение было необходимой данью для достижения потерянной целостности мира. Естественно, что обретение целостности мироздания было возможно только в центре Мира, в Риме. Каждый из первопрестольных апостолов проделал путь длиною в жизнь для того, что бы прийти к алтарю Центра Мира, на котором они были принесены в жертву. Апостолы знали об этом. Они долго шли к этой сакральной цели, планомерно подготавливая себя к ней.

На этом приобщения к таинствам не закончились. Цыганка незаметно куда то испарилась. Но вскоре она вновь дала о себе знать. Ночью она вновь появилась в моем сне. Старуха привела меня в один из подземных храмов, коими изобилует Рим. Святилище было полно народа. Все они громко молились, держа в руках зажженные факелы. При моем появлении адепты стали молится заметно громче, словно пытались кого то предупредить – он пришел. Напевая свои гимны, толпа медленно двинулась к алтарю. Хотя никто не подавал виду, я чувствовал, что именно мне уготована некая роль в их таинственном шабаше. Я ловил украдкой брошенные на меня взгляды, свидетельствующие о молчаливом сговоре. – Как бы они меня не принесли в жертву, – подумалось мне.

Вот что означало загадочное poi цыганки. Я пытался успокоить себя, – староват я для жертвоприношения. И зачем тогда нужно было дарить мне загадочные иконы? Вскоре я увидел двух жрецов. Это были молодые мужчины, которым было не более тридцати лет. Их можно было бы принять за близнецов. Так они были похожи друг на друга. Но они не были братьями. Один из них был бел как лунь, смугл и кареглаз. На нем была белая ряса, вышитая причудливыми узорами из шемчуга и серебра. Казалось, она вместила в себя все звездное небо. Другой – сиял как солнце. Его белокурые волосы напоминали сияние солнца. Его васильковые глаза лучились теплотой. Этот жрец, скорее всего, был или славянином или, может быть, германцем. Ряса же его была пурпурно красной, вышитой золотой нитью. Странным было то, что жрецы, казалось, не замечали друг друга. Каждый был отдельным центром притяжения. При этом, каждый являлся зеркальным отражением другого.