Двадцать тысяч лье под водой

В это время сквозь толщу воды на минуту проглянула луна, бросив свои бледные лучи на затонувший континент. Что это было за зрелище! Капитан встал, бросил последний взгляд на огромную равнину и подал мне знак следовать за ним.

Мы быстро сошли с горы. Миновав ископаемый лес, я увидел вдали прожектор «Наутилуса», который блестел как звезда. Капитан прямо пошел на этот свет. Мы взошли на борт судна в то самое время, когда первые лучи восходящего солнца коснулись поверхности океана.

Глава десятая Подводные каменноугольные копи

На другой день, 20 февраля, я проснулся очень поздно. Ночная усталость продлила мой сон до одиннадцати часов. Я быстро оделся и поспешил узнать направление «Наутилуса». Приборы показывали, что мы плыли на юг со скоростью двадцать миль в час на глубине сто метров.

Когда пришел Консейль, я рассказал ему о ночной прогулке, и так как иллюминаторы были открыты, он смог мельком увидеть часть затопленного материка.

«Наутилус» плыл всего в десяти метрах над Атлантидой, как воздушный шар, который ветер проносит над земными лугами, вернее сказать, мы сидели у иллюминаторов, как в вагоне курьерского поезда.

На первом плане мы видели скалы фантастической формы, деревья, перешедшие из царства растительного в царство ископаемых, их неподвижные окаменелые силуэты дрожали и искажались набегавшими волнами. Груды камней скрывались под ковром морских анемонов, ворсом которого были длинные вертикальные водоросли, наплывы лавы, странно искривленные, — все свидетельствовало о непомерной силе вулканических извержений.

Пока причудливые пейзажи проплывали перед нами в фокусе прожектора «Наутилуса», я рассказывал Консейлю об атлантах, история которых так вдохновила Бальи.

Я говорил ему об Атлантиде, как человек, который уже не сомневается в ее существовании. Но Консейль слушал меня довольно невнимательно, впрочем, его рассеянность вскоре объяснилась.

Множество рыб привлекли его внимание, а при виде рыб Консейль обычно погружался в дебри классификации и уносился за пределы действительности. Мне оставалось только последовать его примеру и заняться вместе с ним ихтиологией.

Впрочем, рыбы Атлантического океана не слишком резко отличались от тех, которых мы уже видели в других морях. Здесь были скаты-гиганты диаметром пять метров; большая мышечная сила позволяет им выбрасываться из воды, а потом они с шумом падают на ее поверхность. Голубая акула, в пятнадцать футов длиной, с острыми треугольными зубами, была почти незаметна в морской воде. Коричневые морские караси держались стайками. Осетры были похожи на осетров Средиземного моря. Морские рыбы-иглы длиной в полтора фута, желто-коричневые, с маленькими серыми плавниками, без зубов и без языка, извивались в воде, как змеи.

Среди костистых рыб Консейль заметил черноватую мечрыбу длиной три метра, с острым мечом на верхней челюсти. Его заинтересовала ярко окрашенная рыба, известная во времена Аристотеля под названием морского дракона; прикасаться к ее спинным колючкам очень опасно. Корифена, или золотая макрель, показывала свою коричневую с голубыми полосками спину. Луна-рыба, похожая на диск, отливала серебром и лазурью. Саблянки длиной восемь метров плавали группами, грудные и спинные плавники у них в виде серпов, а хвостовой плавник длиной шесть футов имеет форму полумесяца. Эти животные, скорее травоядные, нежели рыбоядные, повиновались малейшему знаку своих самок, как хорошо вышколенные мужья.

Наблюдая различные образцы океанской фауны, я не переставал рассматривать равнины Атлантиды. Иногда «Наутилус» замедлял ход и скользил с ловкостью китообразного по узким проходам между холмами. Случалось, этот лабиринт становился непроходимым, и тогда подводный корабль поднимался, как аэростат, перелетал препятствие и снова опускался, чтобы плыть в нескольких метрах над уровнем дна. Это удивительное и увлекательное плавание напоминало полет на воздушном шаре, с той только разницей, что «Наутилус» повиновался руке рулевого.

Около четырех часов вечера грунт, состоящий главным образом из густого ила, смешанного с минерализованными ветками, мало-помалу становился более каменистым, усеянным конгломератами, базальтовыми туфами и кусками лавы. Я подумал, что горы скоро придут на смену равнине. В самом деле, я увидел, что горизонт загорожен высокой горной стеной, которая, казалось, закрывала все выходы. Ее вершина, очевидно, была выше уровня океана. Возможно, это было подножие материка или по меньшей мере острова — одного из Канарских островов или островов Зеленого Мыса.

Координаты местности не были нанесены на карту — может статься, умышленно, — и я не знал, где именно мы находимся. Во всяком случае, эта стена показалась мне концом Атлантиды, весьма малую часть которой нам довелось обозреть.