Я поблагодарил капитана и пошел искать Неда и Консейля, которые еще не выходили из своей каюты. Я пригласил их с собой, не объясняя, где мы находимся. Когда мы вышли на палубу, Консейль, который ничему не удивлялся, нашел очень естественным заснуть под водой, а проснуться под горой. Нед Ленд думал только о том, не имеет ли эта пещера несколько выходов.
После завтрака, около десяти часов, мы сошли на берег.
— Вот мы опять на земле! — сказал Консейль.
— Я не хочу говорить, что мы на «земле»! — заметил канадец. — Мы скорее под землей, чем на земле!
Между подошвой горы и озером находился песчаный берег, который в самом широком месте имел около пятисот футов. По этой ровной полосе песка можно было обойти вокруг озера. У самой скалы почва была усеяна живописными грудами вулканических осколков и огромными кусками пемзы. От действия подземного огня все это словно покрылось лаком и сверкало в свете электрического фонаря. Слюдянистая пыль поднималась под нашими ногами и разлеталась облаком искр.
Дно пещеры за полосой песка заметно повышалось, и мы скоро дошли до извилистых уступов, тянущихся вверх наподобие лестницы. Подниматься по ним было чрезвычайно трудно. Надо было осторожно идти среди груд конгломератов, ничем не скрепленных между собой, и ноги скользили на этих стекловидных трахитах, состоявших из кристаллов, полевого шпата и кварца. Вулканическая природа этих огромных пещер подтверждалась.
— Представьте себе, — сказал я своим спутникам, — что здесь было, когда этот кратер наполнялся кипящей лавой и когда уровень этой жидкости, раскаленной добела, поднимался до самого жерла, как расплавленный металл в доменной печи.
— Я, с позволения их чести, себе это представляю очень хорошо, — отвечал Консейль, — только я не понимаю, почему остановилась эта плавка и почему горнило вулкана заменилось тихими водами этого озера?
— Очень вероятно, Консейль, что в результате землетрясений под поверхностью океана образовалось это отверстие, по которому прошел «Наутилус». Тогда воды Атлантического океана устремились внутрь горы, произошла страшная борьба двух стихий, и дело кончилось в пользу Нептуна. Но много веков прошло с тех пор, и затопленный вулкан преобразился в тихий грот.
— Все это отлично! — сказал Нед Ленд. — Только жаль, что это отверстие, про которое вы говорите, находится не на уровне моря!
— Но, друг Нед, — отвечал Консейль, — если бы этот проход не был подводным, то «Наутилус» не вошел бы в него.
— А я добавлю, мистер Ленд, что тогда вода не прошла бы под гору и вулкан остался бы вулканом. Итак, ваши сожаления напрасны.
Мы продолжали подъем в гору. Уступы становились все круче и все более суживались. Иногда их перерезали глубокие трещины, через которые надо было перескакивать. Приходилось обходить выступающие острые камни, взбираться на четвереньках, ползти на животе. Но благодаря ловкости Консейля и силе Неда Ленда все препятствия были преодолены.
На высоте около тридцати метров почва изменилась: место конгломератов и трахитов занял черный базальт.
Между базальтовыми глыбами извивались длинные ручьи застывшей лавы, покрытые смолистыми полосами, местами стлались широкие серные ковры. Свет, проходя сквозь кратер, слабо освещал все вулканические извержения, погребенные в недрах погасшего вулкана.
На высоте примерно двухсот пятидесяти футов нас остановило непредвиденное препятствие. Стены пещеры стали отвеснее и начали переходить в свод, так что прямое восхождение уже было невозможно.
В этом месте царство растительное начинало спорить с царством минералов. Несколько кустов и даже небольших деревьев росло в трещинах между камнями.
Здесь рос молочай с едким соком. Гелиотропы, не оправдывавшие в этом месте своего названия, потому что солнечные лучи никогда не доходили до них, печально склоняли свои цветочки. Там и тут чахлые златоцветы робко выглядывали из-за алоэ с длинными болезненными листьями. Но между ручьями лавы цвели маленькие фиалки, испускавшие легкое благоухание. Я, признаюсь, с величайшим наслаждением вдыхал их аромат. Запах — это душа цветка, а морские растения, великолепные водоросли — бездушны!
Мы пришли к подножию роскошного драконового дерева, драцены драко, которое раздвигало утесы своими сильными корнями.
Вдруг Нед Ленд вскрикнул:
— Профессор! Улей!
— Улей! — отвечал я. — Что это вы, Нед, бредите?
— Улей! Улей! — повторял канадец. — И вокруг него жужжат пчелы!
Я подошел и должен был поверить в очевидное. В дупле драконового дерева ютилось несколько тысяч пчел. Пчелы вовсе не редкость на Канарских островах, и их продукция там очень ценится.
Совершенно ясно, что Ленд пожелал запастись медом, в чем я ему не препятствовал.
Охапка сухих листьев, смешанных с серой, вспыхнула от искр его огнива, и он начал выкуривать пчел. Жужжание мало-помалу прекратилось, улей опустел и предоставил нам несколько литров душистого меда, которым Нед Ленд наполнил свою сумку.
— Я смешаю этот мед с тестом из хлебного дерева и угощу вас таким пирогом, что просто объеденье! — сказал он.
— Это будет не пирог, — сказал Консейль, — а пряник!