Двадцать тысяч лье под водой

Я вернулся к себе в каюту, где молча сидели Консель и Нед. Я чувствовал отвращение к капитану Немо. Сколько бы он ни пострадал от других людей, он не имел права наказывать их так жестоко. Он превратил меня если не в сообщника, то в свидетеля деяний своей мести! Это уже слишком!..

В одиннадцать часов дали свет. Я прошел в салон. В нем было пусто. Я посмотрел на инструменты. «Наутилус» несся к северу со скоростью двадцати пяти миль в час то на поверхности, то на тридцать футов ниже. По отметкам на карте я видел, что мы прошли мимо Ла-Манша и с невероятной скоростью идем по направлению к северным морям. Я еле успевал ловить глазами мелькавших перед окнами длинноносых акул, рыб-молотов, морских волков, частых посетителей этих вод, больших морских орлов, тучи морских коньков, похожих на шахматных коней, угрей, извивавшихся, как фейерверочные змейки, полчища крабов, плывших в наклонной плоскости, скрестив клешни на панцире, наконец, стаи косаток, соперничавших с «Наутилусом» в быстроте. Но, конечно, о наблюдении, изучении, классификации не могло быть речи.

К вечеру мы прошли Атлантическим океаном двести миль. Смеркалось, и до восхода луны море окутал мрак. Ужасная сцена разгрома все время воскресала в моем воображении.

С этого дня кто мог сказать, куда нас увлечет «Наутилус», все время шедший с непостижимой скоростью? Дойдет ли он до шпицбергенских кос, до круч Новой Земли? Пройдет ли по неведомым морям – по Белому и Карскому, по Обскому заливу, архипелагам Ляхова, вдоль неизвестных берегов Азиатского материка? Трудно сказать. Не знаю, сколько прошло времени. Время остановилось на судовых часах. Казалось, день и ночь шли не обычным чередом, а как в полярных странах. Я чувствовал себя во власти фантастического мира, где так свободно вращалось больное воображение Эдгара По. Каждую минуту я был готов увидеть мифического Гордона Пима, «эту туманную человеческую фигуру, гораздо большего объема, чем у любого обитателя земли, распростертого поперек водопада, который преграждает доступ к полюсу!».

Я предполагаю – может быть, и ошибочно, – что отважный бег «Наутилуса» длился пятнадцать или двадцать дней, и неизвестно, сколько бы он продолжался, если бы не катастрофа, закончившая это путешествие. О капитане Немо не было ни слуху ни духу. О помощнике капитана – тоже. Ни один человек из экипажа не появлялся. Почти все время «Наутилус» держался под водой. Когда он поднимался на поверхность, чтобы обновить воздух, створы открывались и закрывались автоматически. Ни одной отметки на карте. Я не имел понятия, где мы находимся.

Добавлю, что канадец, утратив силы и терпение, не появлялся тоже. Конселю не удавалось выжать из него ни одного слова, и он боялся, как бы канадец в припадке безумия или под влиянием невыносимой тоски по родине не покончил самоубийством. Он следил за ним, не оставляя его ни на одну минуту.

Каждому понятно, что в таких условиях наше положение стало невыносимым.

Однажды утром – но какого числа, сказать трудно, – в первые часы дня я заснул, но сном болезненным, тяжелым. Когда я пробудился, я увидел Неда, который нагнулся надо мной и шепотом сказал:

– Бежим!

Я вскочил.

– Когда? – спросил я.

– В эту же ночь. Похоже на то, что «Наутилус» остался без присмотра. Можно сказать, что на судне все оцепенели. Вы будете готовы?

– Да. А где мы?

– В виду земли; сегодня я ее заметил сквозь туман, на расстоянии двадцати миль к востоку.

– Что это за земля?

– Не знаю, но, какая б ни была, мы там найдем пристанище.

– Да, Нед! Да, этой ночью мы бежим, хотя бы нам грозило утонуть в море.

– Море бурное, ветер крепкий; но сделать двадцать миль на легкой посудинке с «Наутилуса» меня нисколько не пугает. Я сумею незаметно перенести в шлюпку немного еды и несколько бутылок с водой.

– Я буду с вами, Нед.

– А если меня застанут, – добавил Нед, – я буду защищаться, пока меня не убьют.

– Мы умрем вместе, Нед.

Я решился на все. Канадец ушел. Я вышел на палубу, где с трудом мог удержаться на ногах – так сильно били волны. Небо не предвещало ничего хорошего, но, раз в этом густом тумане была видна земля, надо бежать. Мы не могли терять ни дня, ни часа.

Я вернулся в салон, опасаясь и вместе с тем стремясь встретить капитана Немо, желая и не желая его видеть. Что я ему скажу? Смогу ли скрыть невольный ужас, какой внушал он мне? Нет! Лучше не встречаться лицом к лицу! Лучше забыть его! А все-таки…

Как долго тянулся этот день, последний день, который я должен провести на «Наутилусе»! Я оставался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со мной, чтобы не выдавать себя.

В шесть часов я сел обедать, хотя мне не хотелось есть. Но, несмотря на отвращение, я принуждал себя, чтобы не ослабеть. В половине седьмого Нед вошел ко мне в каюту. Он сказал:

– До нашего отплытия мы не увидимся. В десять часов луны еще не будет. Мы воспользуемся темнотой. Приходите в лодку. Консель и я будем вас ждать.

Канадец сейчас же вышел, не дав мне времени ответить.