Двадцатое июля

— Как минимум шесть часов. На подходе две танковые роты полковника Штолленберга. Бойцы Скорцени остановили бронетехнику в районе станции метро «Ноллендорфплац». Мюллер начал аресты среди представителей высшего командного состава. Но шесть часов нам нужны как воздух.

— У вас будут эти шесть часов. Гиммлер появится в Берлине только в семь утра…

Борман сидел на заднем сиденье. Мюллер расположился рядом, протянул отпечатанный на бумаге текст разговора Шелленберга с Гиммлером. Исподволь взглянув на собеседника, рейхслейтер удовлетворительно кивнул: текст практически слово в слово совпадал с» тем, о чем ему сообщил сам глава внешней разведки.

— Теперь о проблемах. Что у вас произошло?

— Двойник фюрера скрылся.

— Искали?

— Идо сих пор ищем. Но он словно сквозь землю провалился.

— Это плохо, Мюллер. Очень плохо. Двойника нужно отыскать. И как можно скорее. До приезда Гиммлера.

У Бормана никак не выходил из головы последний разговор с Геббельсом. Впервые за многолетнюю историю их взаимоотношений рейхслейтер неожиданно согласился с «Хромоножкой» не для вида, а по сути. Действительно, «бабник» прав: Геринг страну не вытянет. Она рухнет как карточный домик. А значит, времени на отступление у него не останется. Да, напрасно он сделал ставку на «Борова». Теперь не мешало бы отыграть все обратно. Да так, чтобы толстяк остался доволен и новой ситуацией.

— Из города двойник исчезнуть не мог, — продолжал тем временем Мюллер. — Скорее всего где-то затаился. Например, в городе, в развалинах.

— А вы не думаете, что он находится сейчас у доверенных людей вашего патрона?

— Нет. Я бы об этом знал.

— Не думайте, Генрих, что вы всезнайка. Чаще всего те, кто думают, что они всё и про всех знают, ошибаются. На чем и горят. Теперь следующее. Срочно произведите аресты этих людей. — Борман протянул список. — Здесь в основном те, кто нас в дальнейшем не поддержит. Нам же нужны преданные союзники, а не критики. Сделайте так, чтобы до утра они не дожили. Допустим, были убиты при попытке к бегству. Или покончили жизнь самоубийством. Словом, придумайте сами, как и что.

— Будет сделано. Еще один момент, рейхслейтер. Меня интересует, что будет с Шелленбергом? — Мюллер давно готовил свой вопрос. И теперь, когда озвучил его, неожиданно понял, что сделал это напрасно. Ответ Мюллер увидел в глазах собеседника еще до того, как тот начал говорить.

— У каждого из нас, группенфюрер, есть собственное направление деятельности. И совсем необязательно, как говорят охотники, вторгаться на чужую территорию. Шелленберг грамотный молодой человек, хотя и несколько специфичный. Но он нам нужен. Так же, как нам нужен и ваш начальник Гиммлер. Причем живым и невредимым. А иначе на кого народ будет спускать всех собак после объявления капитуляции? Только не надо так на меня смотреть, Мюллер. Мы с вами всегда говорили на одном языке. Любая театральность нам претила. Да, Мюллер, Вальтер Шелленберг нам сейчас необходим. Контакты с Западом вы, что ли, будете налаживать? Или ваши костоломы? Нет, Шелленберг нам еще послужит. А когда станет лишним, вы, Мюллер, узнаете об этом одним из первых, обещаю. Кстати, вы ему Канариса отдали, как я советовал?

Мюллер утвердительно кивнул.

— Вот и хорошо. Пусть сломает зубы об этого динозавра. — Борман на секунду задумался. — А знаете, Мюллер, ведь он наверняка попытается его спрятать. И спрятать так, чтобы даже Гиммлер не смог разыскать.

— Я бы на его месте поступил так же. У адмирала остались кое-какие связи. И здесь, и за рубежом.

— Вот и проследите, куда он его спрячет. Нам этот «лис» тоже понадобится. Вместе со всеми своими связями.

* * *

Шелленберг приказал охране остаться у входных дверей двухэтажного дома Вильгельма Канариса, который располагался в пригороде Берлина по Шлахтензее, и в случае чьей-либо попытки бегства из помещения стрелять на поражение. Сам же бригадефюрер, облаченный в черную генеральскую форму, прошел внутрь, пересек холл, поднялся по ступенькам лестницы на второй этаж и открыл двери кабинета.

Адмирал Канарис, бывший руководитель абвера, сидел в кресле напротив камина. В правой руке он держал бокал, а левой выбивал по подлокотнику мелкую дробь в такт музыке, раздающейся из радиоприемника.

— А, бригадефюрер, — брезгливая гримаса исказила морщинистое лицо старика. — Не ожидал, что арестовывать меня пришлют именно вас.

— А какая разница, господин адмирал? — Шелленберг встал напротив своего бывшего противника. — Неужели вам стало бы легче при виде папаши-Мюллера?

— Это для вас он папаша. — Канарис отвернулся к камину. — Сколько у меня есть времени?

— Смотря на что. — Шелленберг осмотрелся. — У вас давно был ремонт?

Адмирал хмыкнул.

— Если вы по поводу прослушивания, то его нет. Я и так под арестом, хоть и домашним. Так что надобность в подобных игрушках в моем доме отсутствует.

— В таком случае, господин адмирал, у меня есть к вам конкретное предложение. — Шелленберг взял стул и сел напротив собеседника: — Фюрер мертв.

Канарис на минуту оторвался от созерцания огня:

— Все-таки они это совершили…