Двадцатые (СИ)

Когда Колыма в 1936 году дала 33 тонны золота и обогнала Калифорнию, первый директор "Дальстроя" Эдуард Берзин во всеуслышание сказал знаменитые слова: «Вексель Билибина, выданный государству, полностью оплачен».

Надорвавший сердце адовой работой на Севере Билибин умрет в 50 лет, в 1952-м от инсульта. Через четыре года, в 1956 году, его именем назовут новый город - Билибино.

А на месте высадки Первой Колымской экспедиции поставят памятный знак.

Избиратели

Меня очень раздражает, когда в жарких спорах о нашем прошлом звучит зачин: «А вот в Советском Союзе…». В каком, простите, Советском Союзе? Союз 1980-х, Союз 1960-х и Союз 1940-х – это три разных общества, между которыми не так уж и много сходства.

Советское государство прожило очень короткий век - в пределах человеческой жизни. Для страны это – ничто.

Непродолжительность, впрочем, компенсировалась значимостью.

XXвек в истории планеты Земля – это век СССР. Хотим мы того или нет, но именно глобальный социальный проект, начавшийся в России в 1917 году, стал определяющей доминантой двадцатого столетия от Рождества Христова. И не случайно известный историк Эрик Хопсбаум говорил о том, что - не хронологический, а исторический - двадцатый век был «коротким»: он начался осенью 1917-го и закончился спуском красного флага над Сенатским дворцом московского Кремля 25 декабря 1991 года.

Можно и нужно спорить о том, благотворным был этот эксперимент или вредоносным, объявлять СССР первой попыткой построения рая или адом на Земле, восхищаться этим проектом или истово его ненавидеть.

Но невозможно отрицать очевидное – большинство ключевых событий двадцатого столетия были или инициированы СССР, или напрямую с ним связаны. Бывшая Российская империя едва ли не впервые за весь период своего существования вышла на авансцену мировой истории и оставалась там несколько десятилетий.

Или – «всего несколько десятилетий».

СССР прожил короткую жизнь, но жизнь эта была очень яркой и предельно динамичной. Необходимость играть по навязанным правилам – а правила были очень просты: «мы против всего остального мира» - привела к тому, что страна была вынуждена постоянно меняться. Иногда – очень радикально даже в пределах одного десятилетия. Например, невозможно спутать начало двадцатых с их концом.

Начало двадцатых, несмотря на только что произошедшую радикальную ломку образа жизни миллионов – время невероятной свободы. И в этом аспекте ранние 20-е снова очень напоминают ранние 90-е.

С одной стороны - все уже случилось, все уже рухнуло. С другой – на тебя, копошащегося на развалинах, по большому счету, всем глубоко наплевать, и власти в первую голову. Она занята вещами важными и принципиальными (вроде разделки ликвидных активов в 90-е или разделки властных полномочий в 20-е). Вот на эти поляны лезть категорически не рекомендовалось. Даже «просто посмотреть». Даже поблизости околачиваться не стоило – съедят-с!

Но во всем остальном – да делай ты что хочешь, мужик. Гуляй, дыши носом, лови гусей – не до тебя сейчас!

Ранние двадцатые, как и ранние девяностые – это очень голодное и очень нескучное время. Не все, разумеется, были расположены к этому веселью, но куда ж ты денешься? Времена, простите, не выбирают. Веселись, раз уж выпало на долю.

Все и веселились – истово, до надсаживания глотки, до хрипоты.

Ранние двадцатые были временем бурных споров, дискуссий и исканий. Во всем – от театра до политики.

Красная площадь в 1920-е годы. Фото А. Завенягина.

Московская горная академия в стороне не оставалась. После того, как Артемьев не вернулся из загранкомандировки, в здании на Калужской началось длительное и бравурное шоу под названием «Выборы ректора».

Дело в том, что в то время существовала автономия высшей школы. И ректоров не назначали, а избирали – сложным способом, и от двух курий: профессорско-преподавательской и студенческой.

Я не знаю, что происходило в преподавательской среде, а вот студенты воспоминания оставили – все тот же неутомимый летописец Емельянов-Ядерщик. И, судя по его воспоминаниями, это была славная битва!

Здесь стоить уяснить следующее. Среди студентов, которых я вам показывал в предыдущей главе, людей, подобных моим героям, было немного. Убежденные большевики, прошедшие Гражданскую, вовсе не составляли большинство среди студентов Московской горной академии. Спору нет, взявшая власть партия с удовольствием отправила бы учиться всех своих сторонников, но этому препятствовал один непреодолимый барьер – базовое образование.

Очень немногие из «волчат Революции» могли похвастаться знаниями в пределах гимназического курса, поэтому большинство молодых ветеранов Гражданской учились не в академиях, а на различных рабфаках, где в них в пожарном порядке вбивали знания. А в академии… В академии учились большей частью дети представителей среднего класса, а то и «бывших».