И действительно – работали все. Как я уже говорил, горняки составили проект разработки железорудных залежей в Курской губернии, геодезисты занимались нивелировкой и тахеометрической съемкой местности, отведенной под устройство «Международного Красного стадиона» и работами по нивелировке аллеи от Нескучного сада до Ленинских гор в Москве. Во второй половине 1920-х годов при горном факультете вообще хорошо развернулось проектное бюро, по заказам крупных трестов выполнявшее проекты оборудования и проходки рудников. Геологи в 23-24 годах под руководством академика А.Д. Архангельского делали ряд крупных проектов – больше всего на Курской магнитной аномалии, но также в Челябинске, Вятке, Брянске, Крыму и даже на Сахалине.
Но основные деньги, разумеется, давала нефтянка – практически треть всего бюджета Академии.
В 1924 году Губкин, наконец, исполнил свою давнюю мечту – пробил, наконец, масштабнейшее исследование главных нефтеносных районов страны.
Одной из главных проблем царской России состояла в том, что правительство империи упускало важнейшие вещи. Взять ту же геологию – государство, по сути, самоустранилось от геологических исследований, специалисты из Геолкома обычно работали только по заказам крупных промышленников. В итоге большевики, унаследовавшие страну, элементарно не знали – чем же они владеют. Даже в конце 1920-х годов хотя бы самым поверхностным геологическим исследованиям подверглось менее 10% территории Советского государства.
Губкин, не уставая, доказывал в верхах – давайте хотя бы в нефтеносных районах проведем планомерные исследования, хотя бы в Чечне и Азербайджане. У нас поселки над нефтяными выходами строят, потом все переносить приходится.
И продавил-таки этот проект!
В 1924 году на базе МГА совместно с трестом «Грознефть» создается Комитет по Грозненским разведкам. Год спустя в партнерстве с «Азнефтью» организовывается Комитет по Бакинским нефтяным разведкам. Чтобы не множить сущности сверх необходимого, оба комитета сливают в один - «Комитет нефтяных разведок МГА».
С этими самыми нефтяными разведками МГА связана одна весьма любопытная история…
Офицеры
Как всегда, все начинается с малого. Я бы сказал - с малого и скучного.
Эта история началась со скучного наследия бюрократов - протокола заседания Правления Московской горной академии в июне 1924 года:
Скучный документ валялся в столь же скучном архивном деле топографа Федорова Василия Андреевича. Мало того, что скучном, так еще и худом как велосипед - всего 18 листочков. Пролистать я его решил исключительно из чувства долга и ничего интересного не ожидал.
Заявление о приеме на работу, уведомление о приеме, дежурные справки о праве работников ВТУЗов на дополнительную жилплощадь в 20 квадратных аршин и запрещении «уплотнения», командировочное в Чечню...
Что это?
25 июня 1924 года начальник административно-хозяйственного управления Мирон Чередниченко отправляет телеграмму Губкину в Грозный: «ФЕДОРОВ БЫВШИЙ ОФИЦЕР БЕЛОЙ АРМИИ НЕОБХОДИМО ПОРУЧИТЕЛЬСТВО Я ЕГО НЕ ЗНАЮ ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ».
Губкин молниеносно отправляет из Грозного ответ: ФЕДОРОВУ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО ДАНО БЫТЬ НЕ МОЖЕТ ПРИШЛИТЕ НЕМЕДЛЕННО ДРУГОГО ТОПОГРАФА ГУБКИН».
Реакция Губкина неудивительна - 1924 год, Гражданская война только-только закончилась, какие могут быть белые офицеры в первом советском техническом вузе?
Но из оставшихся в деле документов становится понятно, что из МГА «недобитое офицерье» почему-то не выгнали. Он еще несколько лет работал в академии, ежегодно отправляясь в Чечню на топографические съемки, а уволился только в 1928 году «в виду прекращения топографических работ в Комитете». В написанной Губкиным справке значилось: «В.А. Федоров проработал в Комитете МГА в качестве геодезиста и топографа четыре года (1924-28) и высказал себя знающим свое дело и весьма добросовестным работником».
Вечный для историка сюжет - рассыпанная мозаика, из которой кто-то украл половину пазлов, сунул в карман и ушел с концами. Если попавший тебе в руки обломок чьей-то жизни тебя заинтересовал, принцип старый - раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.