Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

По приезде из Франции Анна Алексеевна пишет письмо Ольге Иеронимовне с описанием своих впечатлений:

«22 октября 1929 г., Кембридж

…Я привезла много интересных горшков из Франции, там, как это не странно, сохранилось очень много старых форм. Особенно в таких захолустьях, как Бретань. Я никак не думала, что Бретань такая невероятно отсталая провинция. Страшно бедные деревни, грязь непролазная, бедные хижины, громадный процент неграмотных. Невероятное количество духовенства, церквей, паломнических святых мест и пр. Видно, что духовенство крепко держит население в руках. Напоминает Италию в этом отношении. Все женщины ходят если не в костюмах, то обязательно на голове наколка, иногда самая неожиданная. Большинство в костюмах — черная юбка бархатная и кофта вроде жилета, почти все в трауре. Молодые девушки встречаются иногда в розовых, голубых и т. д. передниках. Видели и стариков в бархатных шапках и тоже костюмах специальных. Все между собой говорят на бретонском языке, абсолютно непонятном, но также и по-французски. Вообще не чувствуется совершенно, что Париж и Бретань — одно государство и всего в нескольких сотнях километров. Интересно поездить по Франции на автомобиле, можно еще много интересного встретить…»

Елизавета Дмитриевна — Анне Алексеевне

«21 октября 1929 г., Париж

…Получила твое письмо и так поражена смертью маленького Тимофея ( см. об этом— Е. К.). Это ужасное горе, и как жаль мне родителей и кроткую миссис Кокрофт. Какое это горе! И как это болезнь подкралась и доктора о ней не знали. Передай мое соболезнование бедной миссис Кокрофт, если найдешь это возможным. Я знаю, что это можно, ведь ее мысли все с сыном, а окружающие боятся сказать и напомнить. Это неправильно, по себе сужу…»

«19 ноября 1929 г., Париж

…Итак, у вас новое авто, как же вы справитесь с деньгами. Ну, что же, я очень рада. Ваш был уже староват. <…> Сереженька начинает говорить по-английски, но ты его учи и по-русски. <…> От папы получила письмо. Думаю, что ему очень хочется уехать из России. Ты, конечно, читала, как большевики поступили с Ольденбургом [42]. Он ли не работал добросовестно?…»

«16 декабря 1929 г., Париж

…Конечно, я очень рада, что вы будете строить дом, это будет вам выгоднее, чем платить за чужую квартиру, но сколько лет вы будете выплачивать за дом и когда он будет вашей собственностью? Насчет 100 фунтов, то вот что я тебе скажу. Напиши папе, знаю, что он тебе не откажет. Но напиши так, что я тебе дам 100 фунтов, а ты мне будешь их выплачивать помесячно и я не буду больше брать с папиного счета. Я ведь от него получила письмо, в котором он обиняком просит беречь его деньги. Я ответила ему, что трачу 1000 франков в месяц и даю ему слово, что больше ни за что тратить не буду. Я думаю, что эта сумма моего прожитка и то его поразила, но увы! Здесь жизнь очень вздорожала…»

«22 декабря 1929 г., Париж

…Очень мне хочется видеть Сереженьку, и, может быть, я и соберусь, если жива буду, перед Великим Постом вас всех повидать недели на две. <…> Ты считаешь, что 1000 франков не много я проживаю, нет, много, но трудно меньше, п.ч. очень много сборов у нас: то на туберкулезных, то на студентов, то на духовную академию, то на елку для бедных детей и т. д., и т. д., и т. д., а не участвовать общей эмигрантской жизни нельзя. <…>

Что ты скажешь об Ольденбурге, не подлость ли, что с ним делают, он ли не работал на страх и на совесть. Кто может быть спокоен в России теперь. <…> Ты мне совсем не пишешь о Пете. Как его новая лаборатория, поставлены ли машины, кто там, все те же или еще кто-нибудь работает. Как идет дело в старой лаборатории, есть ли новые интересные опыты? <…> Да еще хочу тебя спросить, что же 25 лет вы всё будете за ваш дом платить по 120 фунтов или уменьшат плату?…»

«22 января 1930 г., Париж

…Недели через две, пожалуй, буду уже у вас. <…> Хочу взять обратный билет, п.ч. ни вас не хочу стеснять, ни сама стесняться, а пока у вас лишней комнаты нет, то всем будет неудобно. О моем удобстве не заботься, две недели и без удобств проживу. Если через две недели мне дадут визу, то я попаду на Сережино рождение и вовремя уеду к Посту. Ты знаешь, в этом году Пасха празднуется (православными и католиками — Е. К.) в одно время, совпадает».

«24 января 1930 г., Париж

…Посылаю тебе чек в 150 фунтов. Очень рада, что вы делаете мастерскую. Рассматривали ваш план, и нам с Марией Ивановной показалось, что все очень удобно и хорошо. <…> Как мало вам осталось на постройку дома, ведь в июле уже переезжаете…»

«1 марта 1930 г., Париж