Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

Грустные были дни: 70 лет Маяковскому! Вспомнилось, как его обижали и дообижали! (Интересно, где Евтушенко, который писал, что поэту нужно хоть немного нежности.) Умер Асеев — тоже „Могикандр“! И С. Васильев и Корн. Зелинский „пристроились“ с воспоминаниями и крокодиловыми слезами к посмертным ламентациям в газетах!

Дубы совершенно изъедены червями (разглядываем их в „мелкоскоп“) и сбрасывают желтые листья. В лесу уже осень и так много всяческих вредителей, что я никогда такого не видела!

Летают самолеты и „верто“ и чем-то опыляют дустовонючим, а природа чего-то мстит.

Были грозы и „ленивы“ дожди — легче не делалось.

Телефон исправили сегодня, и телевизор тоже. Может, и я „исправлюсь“ — сегодня дует западный сильный ветер, очень холодный почему-то. Жить легче.

Вот и пишу Вам письмо, потому что, несмотря ни на что, — всегда Вас очень люблю.

И Вы, и все семейство.

Чудные!

И те, которые с черными глазками, и те, которые с незабудочными…»

Анна Алексеевна — Валентине Михайловне

«22 июля 1963 г., Николина Гора

Что-то нет от Вас вестей. Как писатель Ходасевич: трудится или все еще откладывает воспоминания? Когда, наконец, воспоминания уложатся на бумагу?

Мы собираемся Вас навестить, но еще не знаем когда. Что-то Вы по телефону говорили какие-то непонятные слова о Вашем пребывании в Поречье. Мы живем помаленьку, я расхаживаю мою ногу, она сопротивляется, но все же поддается воспитанию. Как Вы пережили жарищу? Дома у нас было жарковато. Зато сегодня просто холодно +15° — +20°. Это уже кажется совсем холодно.

Вчера заходила Рина Зеленая с Конст. Симоновым и Людмилой. Рина все такая же, только она понемногу высыхает все больше и больше. Вот два рассказа, оба из цирковой жизни. Звонят по телефону директору эстрады, предлагают свои услуги. Что вы умеете делать? Говорить. Что говорить? Рассказы? Стихи? Скетчи? Нет, просто говорить. Директор вешает трубку, в сердцах отвечает, что этого мало, и то уже множество артистов этого жанра у него есть. Через минуту опять звонок, и тот же голос говорит: „Простите, я забыла сказать, что я лошадь!“ К тому же директору нанимается гражданин, говорит, что подражает птицам. Директор ворчит, что у него в программе есть художественный свист, подражание соловью и пр. Больше не надо. Ах, простите, говорит гражданин, вылетая в окошко! Третью, такую же историю, я забыла. Это все серия абстрактных анекдотов. <…> Следили за кинофестивалем, одним словом, вели исключительно культурную жизнь! Просветились до основания, больше нельзя.

У Ивановых все очень грустно. Всеволод в том же виде. Иногда выпадают дни, когда он говорит, оживляется, но больше спит. <…> Очень жалею Асеева, мы с ним были друзьями по телефону, иногда он звонил и мы долго разговаривали. У меня есть очень хорошая его книжка о поэзии: „Зачем нужна поэзия“.

Вот так мы и живем. Все шлют приветы. П. Л. отдельно и очень горячий.

Целую…»

«6 августа 1963 г., Николина Гора

Дорогая Валентина Михайловна!

Давно нет ни звонков, ни писем, очень скучно. Я собираюсь в Ленинград 14 августа, беру с собой Анюту, Федя раньше едет с Татьяной Дмитриевной [Дамир]. Нога уже ходит в „лонгетке“ и старается расхаживаться, что постепенно удается делать. Вообще я довольно счастливо из этого дела выхожу. Нога имеет вид вполне нормальный, но пока еще не так подвижна, как другая. <…>

Нат. Конст. [Капица] тоже поехала в Жаворонки опекать Алену и пожить с Леней. Она тоже поедет в Ленинград, ей хочется туда поехать с Аленой. Так что нас там будет целая толпа. <…>

Мажисьен раза два в неделю носится в город, но больше сидит на своем гамаке и трудится над своими вещами. Ему хочется куда-нибудь поехать. Может быть, мы поедем недели на две просто так, куда глаза (или фары) глядят. <…>

Я сейчас уже переехала наверх и хожу по лестнице, а это очень хорошая гимнастика.

П. Л. шлет привет, он скучает без Вас, и я тоже. Подумайте об этом, и, может быть, можно будет как-нибудь увидаться? Мы можем приехать и увезти Вас к нам? А потом, через некоторое время, отвезти обратно…»

Валентина Михайловна — Анне Алексеевне

«8 августа 1963 г., санаторий „Поречье“

…Для меня грустно, что Вас долго не видела, а выехать отсюда не так просто. Автобус до жел[езной] дор[оги] из санатория то ходит, то нет, да и не всегда берет посторонних пассажиров. Вот я и сидела.

Что-то написала, но, по-моему, плохо. Вот почитаю Вам, и Вы покритикуете. Надеюсь, что Вы будете „критиком и крытиком“, но не „крутиком“. Жажду Ваших советов.

Как радует меня Ваша душка-ножка, как она себя хорошо ведет! Hoch! Hoch! Hoch![169] <…>

Я написала письмо Тамаре, пока писала, поливалась слезами.

Очень радует, что Вы поедете в Ленинград, и какая Вы умница, что берете с собой внуков.

Как бы Вас увидать до отъезда. Может, все же Вы заедете? Я забыла бы сразу все горести. Обрадуйте!

Угощу чешским шоколадом — ей Богу!..»

Анна Алексеевна — Валентине Михайловне

«24 сентября 1964 г., Москва