Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

…Мы ведем предосудительный образ жизни — не успели доехать до Татр, как сейчас же улетели в Прагу. За нами прислали авиатакси! Это чудесный способ передвижения. Кроме нас с П. Л. и пилота был еще молодой физик, присланный нас сопровождать. Летели среди гор — было восхитительно — потом, вся страна совсем близко под нами. Пролетели мимо селения, где жила семья летчика, по традиции облетели вокруг и помахали крыльями. В Праге П. Л., Ник. Ник. Семенов и еще один американец получали докторов Honoris causa[174]. Они все были тут же одеты в мантии и шапочки — вид прелестный, Ник. Ник. особенно был величественно хорошенький. П. Л. велели произнести клятву по-латыни, что он и произнес! Вероятно, первое, что пришло в голову. Провели два дня в Праге, видели друзей, было хорошо, дождь удержался и не шел. Опять летели в Татры, но уже рейсовым самолетом. А через два дня приехали Семеновы и прожили с нами 5 дней. Погода стояла, на удивление всем, прекрасная, и мы показали им Словакию во всей красе — и Спишский град, это развалины гигантской крепости, и пещеры с розовыми сталактитами. Были на горном озере и прошли по туристским тропам. Повезли их посмотреть на деревенские костюмы и выяснили, что за эти 6 лет все меньше и меньше их носят. Правда, толпа молодежи у церкви яркости невероятной — химической, и старухи в красивых головных платках, но красочность и вышивки прошли. <…> П. Л. начинает работать, надо прочитать лекцию в Дрездене и открыть конференцию. Как-то странно ехать в Германию, правда, тут так много немцев, иногда полон отель, и они мурлычат, встречаясь, как-то очень низко говорят гут морген, получается мурген.

Читали ли Вы в Новом Мире статью о Бунине Твардовского? Хорошо написано, правда, иногда чувствуешь горечь не только о Бунине, а рассуждения о смерти читаешь, жалея Твардовского.

Как-то дела в Москве? Прочли статью Румянцева в защиту интеллигенции[175]. Хорошо, если это слово перестанет быть ругательством. Но там есть среди довольно большого количества тривиальных мыслей и проблески нового. Для редактора „Правды“ это очень хорошо. Но Вы ведь знаете, что мы всегда стараемся быть оптимистами, даже если и хорошо информированы!

Мы здесь живем в заповеднике и познакомились с главным лесничим. Он веселый словак, хочет обязательно, чтобы П. Л. поехал в какие-то угодья ловить форель. П. Л. ловит рыбу только в Словакии, у нас он это презирает. Посмотрим, что-то они поймают.

Время тут идет очень быстро, Delacroix лежит почти не читанный[176], но он так хорошо напоминает Вас, я рада, что он со мной. Беспокоят меня Ваши дела. Как-то движется работа над книгой? <…> Я боюсь, что Вы очень устали с Вашей книгой, ведь Вы не вставая пишете уже который месяц. Когда мы как-то ездили, чтобы повидать наших французских друзей, то я записала всю дорогу, т. е. все, что видела в окно машины. Очень хорошо передают эти несколько слов то, что видела и чувствовала. Когда приеду, то мне интересно, если я прочту Вам, Вы тоже сможете представить всю поездку. Оказалось, что нужно быть лаконичным до предела и без всяких прилагательных. Вы мне это посоветовали, а, как уж старый писатель, Вы умудрены опытом, и поэтому я немедленно послушалась.

Вот, дорогой друг — художник — писатель — мыслитель — философ — кулинар и юморист, П. Л. шлет привет, я целую очень крепко, и часто думаю. Но писатель, т. е. писатель писем, из меня еще не вышел, я все же еще хороший, настоящий председатель безграмотных. Иногда вспоминайте нас, очень приятно знать, что о тебе кто-то думает».

Валентина Михайловна — Анне Алексеевне

«11 ноября 1965 г., Москва

Дорогой друг Манилов — вертушечка — загадка!

Вы уехали, я осиротела, а к тому же еще и мороз грянул, и плохо мне, хотя вчера была моя дорогая врач и нашла во мне улучшения. Я этого не чувствую и на всякий случай отсиживаюсь дома.

Вчера с Випперами должна была пойти к Мясникову — смотреть его коллекцию, но одумалась и не пошла. Сегодня Випперы передо мной „отчитывались“, и я очень пожалела, что не пошла — коллекция изумительная. М[ясников] очень жалел, что я не пришла (это очень мило с его стороны), и мы пойдем, как только Вы приедете, — вместе…

Узнайте у Тани, где она себе покупает красивые туалеты, и, пожалуйста! наберитесь желания и пойдите — может, шубку не приталенную найдете! Или платьице, или „кустюмчик“ какой ни на есть…»

Анна Алексеевна — Валентине Михайловне

«9 марта 1966 г., Москва

Дорогой друг, вот опять Вы лежите[177] в cour des Miracles, а мы с П. Л. отправляемся куда-то на юг, и это очень грустно, потому что когда Вы в больнице, то мне хочется приходить с передачей, получать от Вас записочки, делать все не то и некстати. А теперь все это будут делать милая Вера Николаевна и бурная Тамара. Но П. Л. устал и мечтает уехать, это редко с ним бывает, и, вероятно, он правда очень устал.