Двадцатый век. Изгнанники

Досье китайца было значительно яснее: Чен Сюцинь, род. Шаосинь, окр. Хуанчжоу, 1912. Высшее, кит. и англ. филология. Журналист «China Daily Post». Положительно настроен к Яп. Благонадежен. Поддерживает дружеские связи с офицерами и бизнесменами. Рекомендации от Хисао Масаёти из агентства печати Ренго Цусин.

Однако и в этом досье были мелкие упущения: из него никак невозможно было понять, что речь идет о втором, «дополнительном» грузчике, сошедшем тем ноябрьским вечером с сухогруза «Челябинск» с ящиком запасных частей для тракторов производства советского Уралмаша. По официальным сведениям, журналист Чайна Дейли Пост Чен Сюцинь находился в это время за сотни километров от Шанхая — в Даньшане, куда был направлен в качестве специального корреспондента. Там он изучал важную для Китая проблему выращивания, переработки и экспорта риса, причем каждую неделю газета публиковала длинные, очень толковые статьи за его подписью. Хисао Масаёти из шанхайского бюро престижного японского агентства Ренго Цусин, человек вне всяких подозрений, был готов засвидетельствовать, что два дня назад он лично встречал в шанхайском порту своего друга и коллегу Сюциня, вернувшегося из долгосрочной командировки на фешенебельном пассажирском лайнере «Йокохама Мару».

Кстати, ходили слухи, что где-то в районе Даньшаня, откуда как раз и прибыл господин Чен Сюцинь, располагался сверхсекретный полигон для испытаний новых видов ракетного топлива, а где-то поблизости разрабатывались новые боевые химические вещества. Однако никто не мог этого ни подтвердить, ни опровергнуть. Когда его японский коллега проявил профессиональную по этому вопросу любознательность, Сюцинь продемонстрировал не только полную неосведомленность, но и подчеркнутое к нему равнодушие.

15

Сидеть вдвоем в маленькой кондитерской и мечтать о счастье — что же тут плохого? Однако узники Дахау до смерти возненавидели это танго, любимую мелодию шарфюрера СС Ханзи Штейнбреннера по прозвищу «ужас Дахау». Это стало известно из мемуаров тех немногих, кому удалось выжить. Жалкий оркестрик, составленный преимущественно из остатков Дрезденской академической филармонии, каждое утро ровно в семь провожал звуками «Маленькой кондитерской» выходившую на работу седьмую штрафную роту — страшную Strafkompanie Sieben.

Ханзи весело подпевал оркестру, дирижируя палкой, которой время от времени, никогда не сбиваясь с ритма, вытягивал по спине кого-нибудь из отстающих:

In einer kleinen Konditorei
Da sassen wir zwei
Und tra"umten vom Gl"uck..

[27]

Дахау был небольшим городком в Верхней Баварии: тысяч двадцать жителей, главным образом, мелкие лавочники, пивовары, рабочие бумажной промышленности. Ничем не примечательный городишко. Мир так бы и не узнал о его существовании, если бы 22 марта 1933 года, менее чем через три месяца после назначения Гитлера рейхсканцлером, там не был размещен первый нацистский концентрационный лагерь. Начало — всегда дело нелегкое: Дахау был довольно примитивным заведением неясного профиля с еще не отработанной до совершенства системой функционирования — в отличие от будущих фабрик смерти. Освенцим, Майданек и Треблинка станут верховным достижением воспаленного воображения национал-социалистов, погубив 7 миллионов 380 тысяч жизней. Лагерь в Дахау был всего лишь тихим, скромным, почти незаметным началом исторической карьеры нацизма. Даже в последний день его существования — 29 апреля 1945 года, когда на территорию лагеря ворвались американские танки — в его активе числилось всего-навсего 66 тысяч трупов.

Все это, однако, в будущем. Пока что, в 1938-ом, в Дахау отправляли тех, кого по тем или иным соображениям (в том числе по личной прихоти начальства) было несподручно передавать все еще гласной судебной системе, обвинив в таких преступлениях, как принадлежность к евреям, социал-демократам, коммунистам или отбывшим свой срок мошенникам, которым не место в новом немецком обществе.

Скрипач Теодор Вайсберг раздумывал над всем этим денно и нощно, но так и не мог прийти к ясному выводу. Тем более, что он никогда не ощущал себя евреем в полном смысле этого слова. Подобно большинству своих современников — немецких интеллектуалов еврейского происхождения — в синагоге он бывал, только когда дети родственников или коллег сочетались браком. По этой причине он столь же часто бывал в протестантских и католических церквях. Его родным языком был немецкий, а сам он мог считаться совершенным продуктом немецкой цивилизации. Теодор Вайсберг редко вспоминал, что он еврей, пока ему об этом не напоминали.