Двадцатый век. Изгнанники

Сама процедура покупки амулета превратилась для Теодора и Элизабет в первый наглядный урок дальневосточной торговли. Раввин Левин вызвался помочь им приобрести подарок, поскольку в ходе своего бизнеса с рисовыми лепешками усвоил некоторые ключевые принципы и ритуалы, необходимые для ведения коммерческих операций в Хонкю. Первый ход сделал старик-торговец. Он безапелляционно потребовал за Будду один шанхайский доллар, дав понять, что уступать нипочём не намерен. Раввин на миг задумался, после чего с решимостью самоубийцы, делающего шаг в пустоту, предложил один цент. Теодор испугался, что стократная разница провалит всю сделку, но ребе Лео попросил его не вторгаться в неведомые ему области, после чего повторил свое предложение: да, да, один цент! Торговец проявил неожиданное великодушие, наполовину снизив запрошенную цену: 50 центов. Переговоры велись на пальцах, продавец и покупатель произносили убедительные тирады, каждый на своем языке, и чертили цифры в воздухе. Этот диалог глухонемых продолжался довольно долго, но в результате ребе Лео ответил торговцу жестом на жест и щедро удвоил свое предложение: два цента! Старик отрицательно покачал головой: нет, маста-маста, вот моя последняя и окончательная цена — 30 центов! Раввин сердито махнул рукой и решительно пошел прочь, но торговец догнал его с предложением разумного компромисса — 20 центов. Сделка состоялась! Продавец и покупатель долго пожимали друг другу руки. Ребе Лео был счастлив: он с честью сдал экзамен по трудному искусству ведения коммерческих переговоров по-китайски, а также сумел купить товар по цене, в пять раз ниже первоначальной. Старик-торговец был счастлив, что ему удалось в десять раз увеличить предложенную покупателем цену. Что может быть лучше — все на седьмом небе, никто не испытывает разочарования!

Вайсберги потом долго смеялись, а раввин Левин тоном наставника разъяснил им принципы происходившей на их глазах взаимовыгодной операции.

— Если бы я сразу выложил старику тот доллар, который он запросил, он стал бы сокрушаться, что его ограбили — при этом совершенно искренне, уверяю вас! Как смириться с фактом, что тебя обобрал какой-то болван, не умеющий даже поторговаться за собственные деньги? Сам процесс торгов — это игра, высшее удовольствие! Тем более, что здесь даже ребенку известно: первоначально запрошенная продавцом цена всегда непомерно высокая, а предложенная покупателем до смешного низкая. Таково требование хорошего коммерческого тона. Что за купля-продажа без ритуальных взрывов ярости и демонстративных попыток объегорить партнера? Без таких «переговоров», которые иногда тянутся часами, это скучное, грустное, однообразное, как ноябрьский дождливый день, занятие. В основе покера лежит тот же принцип. Спросите аббатису Антонию, которая наконец усвоила, что игра важнее выигрыша. За нами, евреями, укрепилась слава ловких коммерсантов, но, уверяю вас, этому старику мы годимся только в подмастерья!

Произнеся сию речь, ребе Лео Левин удалился в свою диковинную синагогу с огнедышащими драконами, вход в которую охранял зубастый, похожий на льва, зверь, возложивший лапу на каменный шар.

…Служанка принесла к домику Лаодзяня миску риса с его любимыми тушеными овощами, почтительно поставила поднос на деревянный столик и поклонилась.

— Бо Лаодзянь, приятного аппетита! — сказала она и вернулась на кухню.

«Бо» значит дядюшка, и старику было приятно, что как хозяева, так и все остальные обитатели дома, в том числе прислуга, обращались к нему именно так.

Напротив, в большом доме, во всех окнах горел свет, хотя солнце еще только начало клониться к горизонту. Вечер пятницы для хозяев святой — это давно известно прислуге. Ужин начинается рано, как положено у евреев, и это тоже известно. Огни зажигаются еще до заката, потому что до завтра, пока не сядет солнце, им запрещено разводить огонь или включать электрические лампы, да и просто касаться спичек или вздувать угли. Грех даже приказать слугам сделать это вместо тебя! Не спрашивайте, почему: так повелевает религиозный закон, так у евреев было всегда — и при молодых, и при старых хозяевах.

Садовник съел свой рис и запил чаем. Потом облокотился на лежавшую рядом подушечку, с наслаждением рыгнул и стал разжигать глиняную курительную трубку, всматриваясь в сад.