Дважды не присягают

– В тот день, на который запланировано освобождение Бочарова, выйдут на волю еще трое заключенных. Пусть один из них сядет в машину, которую пришлют за Валерием. А его самого мы отпустим на день позже. И с другой компанией.

– Логично. Я сам за ним приеду.

– Осталось малое – предупредить Бочу.

– Тебе и карты в руки.

– Не положено.

– Это почему же?

– Репутацию, брат, надо беречь! Нельзя вступать в сговор с преступным элементом.

– Это противоречит твоим убеждениям?

– Да.

– А разве ты не должен заботиться о здоровье и безопасности своего контингента?

– Должен!

– Вот и намекни ему, мол, имеется оперативная информация. Советую поступить так-то и так-то!

– Убедил.

– Когда случится сие знаменательное событие?

– В канун праздников… Тридцатого апреля!

– Жди меня двадцать восьмого.

– До встречи. Рад буду свидеться.

– Я тоже.

Глава 4. Подготовка к освобождению

Десять лет прошло, а Панкратов все никак не мог забыть ту проклятую войну. Да и как забудешь, если ноют раны, если еженощно просыпаешься от выстрелов и взрывов?

Автоматная очередь прошила его сверху донизу. По левой стороне, от плеча до колена, но – невероятное везение! – если вообще можно говорить о каком-либо везении в данном случае – жизненно-важные органы остались незадетыми!

Удачное совпадение – не более.

Во-первых, автомат противника оказался заряженным обычными боеприпасами, не со смещенным центром, после попадания которых раненых не остается – только убитые и калеки. Во-вторых, рядом находился грамотный командир, надежный и верный товарищ… Старший, в то время, лейтенант Гринько. Он сразу вывел взвод из-под обстрела и, выдвинувшись вперед с группой разведчиков, лично уничтожил двух «духов», ранее изрешетивших Панкрата. Затем вызвал по рации «вертушку» и на собственных плечах вынес на равнину истекающего кровью бойца…

Но больше телесных беспокоили Александра раны душевные.

Вот он наслаждается жизнью, любит женщин и пьет водку, а его спаситель – гниет в бараке, перебиваясь с хлеба на воду, точнее теперь, если верить Соломе, с колбаски на «Мивину».

Ни выйти в поле глотнуть свежего воздуха, ни присесть с друзьями за праздничным столом…

Нет, он, Шура, тоже сделал для командира немало. Расправился с Глухим, помог финансами Валентине Александровне, да и ему самому обеспечил более-менее сносные условия существования… Насколько это возможно в условиях колонии усиленного режима… Вполне достаточно, если бы… капитан был в хоть чем-то виноват… Но… С каждым днем Панкратов все больше убеждался в том, что Володю подло подставили. И просто бесился от приступов бессилия из-за отсутствия возможности доказать собственную правоту.

Может, не все он сделал?

Может, зря пошел на поводу у Грини и отказался от задумки слетать в Австралию?

Вечером двадцать девятого апреля Шура снова прибыл в поселок, где отбывал наказание его боевой друг. Ростислав встретил дорогого гостя прямо на перроне. Усадил в автомобиль, предоставленный начальником колонии, и повез… в свою ведомственную квартиру, где их ждал накрытый роскошный стол, за которым изнемогали от «жажды» Серобородько, Костицкий и Марчук (Нина с Васяней, чтобы не мешать мужикам, предусмотрительно убрались к соседям).

Гуляли допоздна и «по-взрослому», выпив чуть ли не ведро водки и слопав полкабана, накануне заколотого гостеприимным хозяином. А куда спешить? Чего мелочиться? Игнат и Гриша живут в соседнем подъезде, Руслан Ильич – через дорогу… Прополз пару метров – и дома!

Утром усадили за руль все той же «Волги» непьющего Солому и отправились на работу. Главный Кум самолично выписал Панкратову разовый пропуск, и они вдвоем не спеша двинули за «колючку». Там у сотрудников оперчасти имелся еще один кабинет – просторный, уютный, совсем не такой, как в административном корпусе учреждения. Он был увешан поделками заключенных: резьбой по дереву и живописными полотнами, холодным оружием и даже художественной вышивкой. Вышитые иконы числились в особой цене: единственный последователь отца Дмитрия Блажейовского[28] год тому назад вышел на свободу, не успев передать секреты своего искусства никому из заключенных.

– Сделай нам по-быстрячку кофе, Петрусь, – приказал майор каптерщику, невысокому, ладно сложенному парню, одетому не хуже, чем на гражданке. – И пошли кого-нибудь за Бочаровым с Гринько.

– Будет сделано! – вежливо поклонился заключенный.

Шура выглянул в окно. На травяном газоне, разделяющем «столовку» и «больничку», несколько парней гоняли латаный-перелатаный кожаный мяч, один по пояс обнаженный зэк выполнял мудреные физупражнения, другой, тощий и зашуганный, полоскал в мыльном растворе засаленную робу. Вдруг к нему «подкатил» какой-то круглоголовый детина и съездил бедняге по ушам, после чего начал бить ногами.

– Плохо стирает! – пояснил невесть откуда появившийся Петрусь, и, ехидно ухмыляясь, поставил на стол две глиняные чашки с ароматным напитком. После чего сразу удалился.

– Ну и порядочки у вас, – не преминул съязвить Панкратов. – Как в зоне!

– Что, не нравится? – пробурчал Кум.

– Нет! Не люблю, когда обижают слабых.