Дважды не присягают

Как только Александр ввел свой пароль в систему, раздался страшный взрыв. Впоследствии эксперты даже затруднялись сказать, какой из фрагментов тел принадлежит Глухому, а какой – его «капореджиме», случайно оказавшемуся рядом. Впрочем, слово «случайно» вряд ли уместно в данной ситуации – Чечет просто был обязан находиться возле шефа, так как тот совершенно не разбирался в технике и не мог без посторонней помощи даже подключить к сети элементарный электрический прибор…

Вот тогда-то Левицкий, как мы уже упоминали, запаниковал и засуетился по-настоящему. Сначала слег в ведомственную больницу с диагнозом «сердечная недостаточность», а затем – предусмотрительно умотал в Киев.

Благо, Виноградов как раз подобрал для него тепленькое местечко. Совсем даром. За тридцать, как говорят крутые ребятишки, «штуцеров». Бесплатно эти люди никогда ничего не делают. Даже для старых друзей!

Часть 4. Зона

Беседы, которые вели в бараке колонии усиленного режима Бочаров и Гринько, можно смело разбить на десятки глав, живописуя, в какой обстановке была произнесена та или иная фраза, как повернулся при этом герой и куда посмотрел. Только что ни говори, куда ни глянь – кругом все та же серость и безысходность. Да и разговоры, по большому счету, одни и те же. Как так получилось, что в наших тюрьмах сплошь и рядом – невинные или, точнее, мало в чем виноватые люди, а разбойники с большой дороги сидят в правительстве и парламенте? Кто повинен в том, что арестантам порою нечего кушать и как вообще можно прокормить человека за такие деньги? Откуда в местах лишения свободы вдруг появилось столько туберкулезников и почему от остального народа все время скрывают их истинное количество? И – главный вопрос – зачем власть стремится упрятать за решетку столько людей, если у нее нет средств на их содержание?

Однако неправильно будет считать, что наших героев занимали только глобальные проблемы. Немало пищи для размышлений давали Боче и Грине их собственные судьбы. Не раз и не два они возвращались к истокам своих уголовных дел и всегда приходили к выводу, что с ними поступили несправедливо.

Дабы особо не рассусоливать и не растягивать во времени бесконечные обсуждения уже произошедших событий, я попробую спрессовать их в одну главу и вынести на суд читателей…

А чтобы было еще короче и понятнее, обозначим узников, ведущих диалог, по заглавным буквам Б. и Г.

Б.: «Как ты думаешь, почему власти избрали на роль козла отпущения именно тебя?»

Г.: «Да хрен их знает… Может быть, потому, что я досконально знаю все типы взрывных устройств?»

Б.: «Логично…»

Г.: «И еще… Накануне убийства Плинтуса у меня с ним была стычка. Согласись, заманчиво связать воедино два таких события».

Б.: «Но ты ведь признал свою вину?»

Г.: «Только на предвариловке… А что мне оставалось делать? Автомат с полным рожком под подушкой – уже, как минимум, три года… А то и семь… Кроме того, “инвалиды” обещали вытянуть по половинке, вот я и “повелся”. Когда понял, что лоханулся, пошел в отказ, но было уже поздно…»

Б.: «А адвокат?»

Г.: «Этот урод больше работал на бандитов, нежели на меня».

Б.: «Я видел, ты писал какие-то бумаги?»

Г.: «Да… Направил в парламент копию приговора… уполномоченному по правам человека. Указал на явно сфальсифицированные доказательства, попросил разобраться, возбудить уголовное дело против прокурора, возглавлявшего следственную группу…»

Б.: «Напрасно все это… Ворон ворону глаз не выклюет».

Г.: «Там, на воле, народ бучу поднял, афганцы за меня грудью стали… Вода камень точит. Кстати, мамке даже ковры назад вернули – ничего не нашли!»

Б.: «А как же та кровь, под плинтусом?»

Г.: «Моя. Точно. Я вспомнил, что точил ножи – Толян как раз бруском подсобил, ну и случайно полоснул себя по пальцу… А у того “терпилы” – такая же группа и тот же резус…»

Б.: «Ты говорил, что его видели в Австралии?»

Г.: «Да… Мамка писала… У них с работы одна тетка туда перебралась… Ползет по Сиднею, а ей навстречу – Плинтус. Замялся, покраснел – и как шуганет в ближайший переулок…»

Б.: «Она что, раньше его знала?»

Г.: «Да. Плинтус с ее дочкой долго встречался. Так что ошибиться тетка не могла».

Б.: «Вот бы выловить его там, а?»

Г.: «Э… Какой идиот попрется… за тридевять морей. Нынче у ментов на командировку в Киев денег не хватает».

Б.: «Но взрывы в твоем городе не умолкают. Неужели это не наталкивает “мусоров” на размышления?»

Г.: «Им давно на все наплевать. Меня уже посадили. Даст бог еще какого-то левого дурачка поймают».

Б.: «А этих, “инвалидов”, говорят уже нет в живых?»

Г.: «Да, мамка подтвердила… У нее теперь Панкрат живет, я его раненного в Афгане на своем горбу из-под огня духов вынес. Старушка на него думает. Это она мне на свиданке сказала, в письмеце побоялась, сам знаешь – перлюстрация, только выскажи подозрения – сразу пацану хана…»

Б.: «У меня в загашничке есть “бабла” немного. Может, маякнуть братве, пусть отвалят твоему Панкрату несколько штуцеров?»

Г.: «Зачем?»

Б.: «В Сидней смотается, вычислит Плинтуса, сфотографирует, глядишь, и тебе послабуха будет…»