Дважды невезучие

– Ну, дед, ты меня совсем заинтриговал! – восхищенно улыбнулась я. – Договорились. Но, чур, смотри у меня, по истечении недели – не жмотиться, на маразм не ссылаться и обещанную штуковину не зажимать!

– Да как можно! – замахал руками сторож. – Мое слово – кремень, не сомневайся, дочка…

Я быстренько сбегала на нашу импровизированную стоянку – откуда только прыть в усталых ногах взялась, – разбудила заспанных друзей и привела их на кладбище, попутно вкратце пересказывая свои приключения. Перспектива ужина и крыши над головой вызвала у них столь бурную реакцию, что я невольно задумалась, как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. И как много, чтобы не чувствовать себя несчастным…

Итак, мы поселились на кладбище, приспособив под временное пристанище выделенный нам сарай, щелястый, но еще крепкий. Кормили нас просто, но сытно – хлебом, молоком, яблоками и пшенной кашей с салом. По словам сторожа, провиантом его снабжали в ближайшей деревушке давно ко всему привычные селяне – любопытством не страдающие и лишние вопросы не задающие. К тому же по сравнению с вовсю веселящимися на поляне паломниками мы выказали себя народом тихим и мирным, никому не надоедающим и нигде набедокурить не успевшим. В соседней деревне кур не воровали, к местным девкам не приставали, похабных песен по ночам не горланили. В общем, репутацию себе и людям жизнь не портили, а поэтому здешние селяне нас привечали, не то что паломников с поляны, уже заслуживших кучу проклятий на свои непутевые головы. Вот уж точно говорят, глупые люди быстро находят общий язык, а умные – общие интересы.

Бальдур быстро подружился с моими товарищами, частично избавившись от прежней робости, хотя пороть глупости не перестал.

– Меня невеста бросила! – жаловался он принцу Таю, надеясь на понимание со стороны его романтичной натуры.

– А ты? – усмехался эльф, уже немало наслышанный о неземных прелестях пресловутой девицы Бины.

– А я пролетел десять метров, упал и руку вывихнул! – куксился незадачливый орк. – К тому же я вечно в неприятности влипаю, младшенький в семье, старшие братья меня не понимают, дразнят никчемным последышем…

– Как это? – заинтересованно поднимал голову дракон, в сарае не помещающийся и поэтому обустроивший себе личную спальню в орешнике за сторожкой.

– Было у моего отца три сына, – начинал вдохновенно повествовать Бальдур, польщенный всеобщим вниманием. – Старший умный рос детина, средний был и так и сяк, младший – и вообще дурак…

– Это ты, что ли? – басовито гудел от еле сдерживаемого хохота Трей.

– Я! – самокритично каялся орк. – Все вокруг говорят, будто Пресветлые боги обделили меня и умом, и храбростью, и смекалкой. И зачем я только на свет уродился?

– Погоди, – останавливал его Зорган, – успеешь еще на свою тяжелую долю поплакаться. Ты мне лучше поясни, твой отец – он чем-то болел?

– Почему болел? – недоумевал простодушный Бальдур, постоянно попадающийся на подколки вредного эмпира.

– А чего же тогда у него с каждым разом дети все хуже и хуже получались? – заливисто ржал Зорган, доводя до слез доверчивого орка…

Работы на кладбище и впрямь оказалось невпроворот. Дракон добросовестно извел все сорняки, без лишних заморочек выжигая их своим огненным дыханием, а Лиззи успешно упокоила пару десятков бродячих призраков, к тому времени частично восстановив свой магический потенциал.

– Как-то вечерком гуляю я, значит, между могил, – рассказывала она Витке и Кайре, – и внезапно слышу за собой шаги… Оборачиваюсь, а это упырище здоровенный!

– А ты? – обмирала чувствительная Витка.

– А я – бежать! – небрежно дергала плечиком волшебница.

– Бежать? – хмурила брови отважная Кайра. – Фи…

– Ага, еле его догнала! – победоносно подбоченилась Лиззи. – Заклинанием долбанула и под камнем закопала!

Вот так мы и жили. Весело и насыщенно. К тому же выяснилось, что Бальдур ведет путевые заметки, и теперь мы наперебой засыпали его историями про эльфийские кланы, Хрустальную долину, Храм Розы, Красногорье, Эйсен, волшебницу Оссу и все прочее, навечно впечатавшееся в нашу память. Орк восхищенно ахал, охал, хватался за щеки и записывал наши истории, едва успевая пополнять запасы чернил, кои собственноручно изготавливал из сажи и буйно произраставшей на кладбище черники. При этом он громко божился, что однажды лично посетит все описанные нами места и прославится как величайший летописец нашего времени.